Людмила промолчала.
— Вижу, что понимаешь. И муж твой тоже не дурак. Лучше уйти так, чем ввязаться в борьбу неведомо за что — и все равно уйти. Но уж тогда — под фанфары, по полной, со статьей, если не с уголовным делом. В конце концов, — проговорила Кира, словно подводя черту под этим разговором, — Сергей слишком хорошо знает милицейскую систему изнутри, чтобы найти в себе мужество покинуть ее без потерь для себя. Потому что в этой стране, Люда, все еще хотят перемен, но уже нет желания пытаться поменять хоть что-то собственными руками. Ясно?
— Ты… Ты считаешь, что так и должно быть? Это правильно?
— Что именно?
— Ну… Что Сергей не стал бороться… за себя…
— Как раз за себя он и борется, а не за кадровое здоровье родной милиции, — успокоила подругу Кира. — А еще — за вас троих. Ему проще уйти так, как ему предложили. Иначе вцепятся, начнут гнобить, выживать — только хуже будет…
Женщины помолчали, и вдруг Кира почувствовала — все сказано, пора уходить.
— Спасибо, Люда. — Она шагнула к двери кухни.
— Погоди, — остановила ее Людмила. — Честно говоря, я и сама хотела услышать что-то в этом роде. Зато теперь я знаю: те, кого я уважаю, все понимают. Знаешь, Кира… Одним словом… Вот что, давай ты пока приляжешь на диванчике в гостиной, там есть подушка и плед. Ты плохо спала — подремли часок. А в обед мы с тобой вдвоем к Сергею съездим, плов ему отвезем. Ну как?
Кира ждала звонка. И не одного.
— Хорошо. Ты меня в самом деле так накормила, что глаза слипаются и ноги не ходят…
Свой остывший чай она так и не выпила.
12
После обеда в больнице стояла воскресная тишина.
Женщины старались говорить с Бражником о чем угодно, кроме его увольнения. Сергей чувствовал это и был признателен и жене, и Кире: он и сам сейчас не хотел пускаться в ненужные объяснения и лишний раз возвращаться к этому вопросу. Наоборот, после разговора с начальством у него вдруг стало так спокойно на душе, как не бывало уже давно. Удивительно, но даже сон стал налаживаться. Оказавшись в больнице, он бо́льшую часть времени спал, а просыпаясь, равнодушно давал пояснения куче всякого народа — от следователя, которому передали «дело Подлесного», до киевского полковника из милицейского главка.
Между прочим, полковник этот оказался вполне нормальным мужиком. Даже забавный анекдот рассказал перед тем, как попрощаться.
Бражник как раз начал рассказывать его Людмиле и Кире, когда ожил мобильный Березовской.
— Слушаю! — поспешно крикнула та в трубку и тут же с оттенком разочарования протянула: — Да-да, здравствуйте, Виктор…
Некоторое время она молча слушала собеседника.
— Говорите — не по телефону? Хорошо. Я сейчас как раз в больнице, только в другом корпусе. Обязательно приду.
— Шамрай? — спросил Сергей, когда Кира нажала «отбой».
— Шамрай.
— Чего хочет?
— Говорит — серьезное дело. Придется сходить. Ты еще посидишь, Люда, или…
— Посижу, посижу, — успокоила ее Людмила. — Мы с тобой еще и пообедаем.
13
Выслушав журналиста, Кира Березовская поняла: обедать сегодня точно не придется.
— Что ж вы раньше молчали? — сурово спросила она.
— Просто не думал, что это так уж важно. — Виктор пожал плечами.
Чтобы не потревожить послеобеденный сон отставного пожарного, они вышли из палаты и теперь стояли у стены, выкрашенной казенной зеленой краской, в пустом коридоре.
— А почему сейчас решили, что это важно?
— Здесь Тамара… В этом же отделении… Ну вот… Я попытался ее разговорить. Но она упорно твердит: ничего из того, что случилось с ней в Подлесном, не помнит. И вообще, с памятью у нее…
— Я в курсе, — отрывисто бросила Березовская. — Давайте ближе к делу.
— А вы… или это не вы? Нет, все-таки вы, если не ошибаюсь… Не важно, кто-то обмолвился, что на Тамару никто не нападал. Никаких следов насилия, кроме шишки на затылке. Да и шишка чепуховая… Но она точно что-то видела. Иначе бы те, кто меня выкрал и обработал за городом, так не усердствовали. Поначалу возле ее палаты стояла охрана — милицейский сержант…
— Уже не стоит.
— Не стоит, точно.
— А вы никого из этих… — вспомнив про цепь и волкодава, Кира на мгновение запнулась, подбирая слова, — из ваших похитителей в эти дни, случайно, не встречали в больнице?
— Я бы сказал.
— Значит, не видели?
Виктор покачал головой.
— То есть вы думаете, что эти люди решили, что Тамара все-таки проговорилась об увиденном в Подлесном?
— Да. В Подлесном… Или где-то рядом.
— Они поняли свою ошибку?
— Черт их знает.
— Вы хотя бы одного из них запомнили?
— Одного — совершенно точно. Того, который выдавал себя за сотрудника уголовного розыска… У остальных лица были закрыты, да и наволочка эта, чтоб ей… Я его видел меньше минуты, но уже не забуду. Он мне, между прочим, даже приснился вчера…
— Неважный сон?
— Какой же еще?! Я от него убегал. Вернее, пытался убежать. Ноги увязали то ли в грязи, то ли в песке, не мог нормально двигаться…
— Да, паршиво, — признала Кира. — В вас, Виктор, все еще сидит страх. Нервы шалят, хотя что тут удивительного… А раньше вам не приходилось этого «оперативника» видеть?
— Никогда. Сто процентов.
— Словесный портрет сможете составить?
— Попробую. Значит, темноволосый…
— Стоп! — остановила Шамрая Кира. — Это не по моей части. Возвращайтесь в палату. Тамаре пока — ни слова. Я попытаюсь быстро что-нибудь придумать.
14
Бражник сразу заявил: «Нереально».
Сегодня воскресенье, никого не найти, и уж тем более экспертов.
Молча выслушав его, Кира покосилась на Людмилу, которая, понимая, что происходит что-то важное, затаилась и помалкивала, и протянула Сергею свой телефон.
— Звони!
— Кому?
— Тому, кто нам нужен. До конца дня мне нужен фоторобот. Брюнетистых подонков в Житомире и окрестностях хоть пруд пруди. Давай, договаривайся, это же реальный шанс!
— Шанс? На что?
— Не знаю. Только сам видишь — Тамара что-то сознательно скрывает.
— Думаешь, эта потеря памяти — фуфло?
— Все может быть. У человека есть право не хотеть о чем-то вспоминать. Звони, не тяни, счет я вчера пополнила.
