– Какое еще эссе?! – забрюзжал Витька, слюнявя палец и листая тетрадку.
– То, что было задано на дом, – невозмутимо пояснила ЮЮ.
«Спокойная как слон! – подумала Илона. – Аллушка бы уже ногами топала, а эта… хоть плюй ей в глаза – скажет: „Божья роса“».
Но статья про гагару в душу запала. Где Борька ее откопал? Решила дома все до конца прочесть.
И снова перед глазами белые стены палаты. На стуле возле ее кровати сидит Сусанна Арнольдовна. Илона рассказывает:
– Если бы вы только знали, что творилось в душе у меня в тот день, когда я узнала об увольнении Аллы Ивановны! Но слёз все равно не было. Словно все внутри закаменело. Мама пыталась задавать какие-то вопросы, но я отворачивалась: мол, не доставай, прошу тебя! Ничего не случилось! Просто болит голова. Она трогала мой лоб рукой и вздыхала: «Измерь температуру. Вирус ходит».
Илона умоляюще посмотрела прямо в глаза женщины.
– Скажите вы мне, почему я приношу людям горе?! Почему всякий раз, когда я побеждаю, сразу чувствую свою неправоту?! И даже свою жестокость по отношению к этому человеку! И мне не только жаль его – мне больно! Даже физически. Что делать в таких случаях, скажите?! Вы знаете! Вы можете мне помочь!
Сусанна Арнольдовна молчала. И вдруг Илоне почудился шепот. Он звучал рефреном, сразу со всех сторон, словно пробивался к ней из глубины веков:
«Будь доброй. Ведь добрая улыбка, как лучик солнца, разгоняет любые тучи. Будь спокойной. И любой ветер утихнет у твоих ног, не перейдет ни в шторм, ни в бурю. Будь гибкой. И ни один укол, ни одна ядовитая стрела не попадет в тебя. Будь мягкой. И тогда любое зло пройдет сквозь тебя, не причинив вреда, как вода проходит сквозь песок или разомкнутые пальцы».
Шепот стих. И только шум волн продолжал звучать в ушах, навевая сон. Откинувшись на подушку, Илона незаметно уснула. И снова во сне ощутила себя птицей. Вот она одиноко плывет по озеру. Время от времени ее голова опускается в воду, чтобы вновь гордо вознестись над поверхностью. Вот расправляет крылья и, громко хлопая ими по воде, силится взлететь, но почему-то не может и плюхается грудью на зеркальную гладь озера, скользя по воде до полной остановки.
– Э-эй! Просыпайся! – сквозь сон услышала она чей-то тихий голос. – Ты что руками машешь? Я тебе ужин принесла. Вот он, на тумбочке. Только руками не размахивай, а то тарелку разобьешь.
Над ней склонилась молодая женщина лет тридцати, худенькая, с короткой стрижкой русых вьющихся волос, очень похожая на мальчишку-подростка. Какая у нее приятная улыбка! Интересно, кто это?
– Меня Леной зовут. Я твоя соседка по палате. Слава богу, в эту палату тяжелых больных не кладут. Так что мы с тобой здесь как в санатории. И с лечащим врачом повезло. Сусанна Арнольдовна – потрясающая женщина! Между прочим, гипнозом владеет. У нее и не захочешь, так все расскажешь. А это в нашем состоянии – самое главное. Потому как опасно человеку в себе замыкаться.
– Почему? – развернулась к ней лицом Илона.
– Сама подумай. Будет цветок расти в наглухо запертом чулане? Даже если и обильно поливать его водой. Всему живому свет нужен! Так и человек. Без доброго общения быстро зачахнет, как тот цветок без света. Поделишься с добрым человеком своей бедой – сразу легче станет. И мысли темные из головы уйдут.
Илона скинула с себя одеяло, села на постели, заправила под заколку спутавшиеся волосы.
– А-а… а вы-ы… – не зная, как начать разговор, тянула слова Илона.
– Давай на «ты», – предложила Лена. – Не записывай меня в древние старухи. – И улыбнулась все той же обворожительной улыбкой.
– Хорошо. А почему ты здесь?
– Тоже проблемы были. У меня муж погиб. Не смогла я принять эту смерть! Мы ведь совсем недавно поженились, несколько месяцев назад. Я замуж поздно вышла. Все принца выбирала. Парней-то много вокруг увивалось. А мне сначала хотелось свое дело завести, независимой стать.
– Получилось? – робко поинтересовалась Илона. Ей было важно это знать. Тоже ведь всегда хотелось стать независимой.
Лена горько усмехнулась.
– Получиться-то получилось, только мне это не надо теперь. Все бы отдала за то, чтобы Пашку вернуть!
В голосе у Лены зазвучали слезы. Илона молчала. Ни о чем не спрашивала больше. Зачем любопытством человеку душу травить? Взяла тарелку, стала вяло есть винегрет с рыбой.
Палата и правда была довольно уютной. Светлые шторы, пластиковое окно, на подоконнике цветы. И даже линолеум на полу новый.
Через некоторое время Лена снова заговорила, только теперь спрашивала она.
– А родители у тебя есть?
– Да, мама с папой. А что?
– А чего с ними не делишься? Если бы моя мама была жива, разве бы такое со мной случилось?
Илона пожала плечами. А сама задумалась. У нее и правда не было такой привычки – делиться своими проблемами с родителями. Почему? Ну, с папой – понятное дело. А с мамой? Вон Светка Татаринова говорит, что мама у нее самая близкая подруга, что маме она может рассказать буквально все.
Валерия Сергеевна, действительно, располагала к откровенности. И вела себя с ними так, будто она их ровесница. Сядут, бывало, чай пить, и она так это заговорщицки спросит: «Ну, чего там у вас, девчонки, в классе новенького? Колитесь! Я – могила! Никому не скажу». И правда, никакая важная информация никогда течи не давала. Повезло Светке!
А ее мама?. Нет, она, конечно, хорошая: добрая, заботливая, утром в стакане даже чай помешает. Но ее, Илону, такая опека даже злит. Что, у нее самой рук нет?! Но больше всего раздражали «ценные указания»: это не забудь, то не потеряй, там долго не задерживайся! И главное, боится всего. Что-нибудь скажешь такое – у нее сразу от испуга зрачки во все глаза и даже рукой рот прикроет. Разве после этого будешь ей что рассказывать? К тому же, что ни скажи, тут же все отец узнаёт. А он еще тот правдолюб. Как говорит мама, «сразу шашку наголо». Не зря, видно, казацких кровей. И понятно, почему она с ним делится. Не дай бог ему узнать что-нибудь не от мамы, а из чужих уст! Такое начнется!. Словом, подобралась семейка…
– Ты книжки-то, что Сусанна Арнольдовна дала, читай. Многое поймешь, – снова заговорила Лена, кивая на книги, что лежали на подоконнике. – Часами с каждым больным врач говорить не может. Это так только, на первых порах. Знала бы, какие «перцы» в соседней палате лежат. Иногда всю ночь спать не дают. Чего только не наслушаешься! Я твою историю плохо знаю. Когда Сусанна Арнольдовна с тобой сеанс начала, меня в коридор попросила выйти. Понятно. Личная жизнь – дело деликатное. Однако земля слухами полнится. Говорят, что ты за попытку насилия глаз парню выбила. А теперь мучаешься, изводишь душу свою. Правда? – Илона нехотя кивнула. – А зря. На все воля Божья. Значит, именно такой урок обоим нужен был.
