И все же эту поездку Митька принять никак не мог. А потому у него не ладилось абсолютно все. На второй день поднялась температура и стал мучить кашель. Дальше – хуже: умудрился отравиться чем-то, хотя ели все одно и то же. Вместо того чтобы помогать отцу тащить вещи в номер, глазами искал урну, чтобы не уделать ковры вестибюля рвотой. Ходил весь зеленый. И было не до южных красот. Море увидел только на пятые сутки. И в этот же день спалил себе всю спину. Снова поднялась температура. Отец мазал его водкой, потом сметаной. И, к огромному Митькиному удивлению, не ругал, а только кисло морщил лицо. И хоть Митьке было и больно, и муторно, в душе таилось какое-то злорадство. Отдыха у отца явно не получалось. Так ему и надо!
Аборигены
Чтобы чувствовать себя уверенно, необходимо знать, где ты находишься. Этому тоже учил Митьку дед. Первым делом нужно было обследовать окрестности. Митька знал, что после обеда отец будет давать храпака. И не ошибся. Храпел отец деликатно, совсем не так, как Бегемот.
Главное, чтобы не скрипнула дверь. Кроссовки он снял и нес в руках. Ступал тихо и мягко, как барс. Девушка-администратор одарила его «улыбкой этикета», как это однажды точно подметил отец. До Митьки и его тайных планов ей не было никакого дела. Путь свободен. Он сел в мягкое кресло, обулся и вышел на крыльцо осмотреться. Недалеко от гостиничного корпуса виднелась ореховая роща. Туда и «навострил лыжи». Не знал, что грецкие орехи растут в толстом зеленом кожухе. Разломал один орех. Пальцы тотчас окрасились в темный йодовый цвет. Чудеса, да и только!
Роща очень отличалась от леса, который рос за домом деда. Там Митька чувствовал себя безопасно. Дед бы сказал: «Как у Христа за пазухой». А здесь его одолевала какая-то тревога. Вот между деревьями промелькнула тень. Кожей почувствовал опасность. По позвонкам пробежал предательский холодок. И внутри все напряглось и замерло, как перед прыжком. Резко обернулся и снова засек какую-то тень. Повернуть назад? Еще чего не хватало! А деревья между тем качали ветками. Вот-вот окружат со всех сторон растопыренными «руками». «Аборигены!» Только успел подумать, как со всех сторон в него полетели грецкие орехи. Раздался резкий свист, и атака началась. Аборигены вышли из засады и, кривя загорелые рожи, предстали перед Митькой во всей своей первобытной красе. Их было человек десять. Один – его сверстник, но сильный и ловкий, как индеец. Остальные – малышня, однако юркие и пакостные. Вслед за орехами в Митькину голову полетели колючие шишки. Закрыл, спасая, лицо руками – и на него навалилась вся свора. Митька катался по земле в обнимку то с одним, то с другим, пока под руку не подвернулся увесистый камень. Тут Митька вскочил во весь рост и заорал что было мочи:
– А ну разойдись, а не то прибью!
Свора разбежалась, как тараканы при вспыхнувшем свете лампы. Между деревьями блестели их азартные черные глаза. От гостиницы к роще бежали какие-то люди. Аборигены, все, как один, растворились в гуще леса. Первой к нему подбежала светловолосая девчонка, его сверстница. В ее серых глазах было столько испуга, что Митьке захотелось спрятать свое окровавленное лицо под мышку. Футболка безжалостно расползлась, и только надпись «Карелия» гордо красовалась на груди. Белые шорты в пятнах пыли, а голые руки и ноги будто разрисованы йодистыми кляксами.
– За что они тебя? – Голос у девочки был полон сострадания и участия, и Митька сначала смутился, а потом почувствовал такой прилив сил, что готов был отразить еще не одну атаку аборигенов.
– Было бы за что – убили!
– Как это? Серьезно?
– Нет, шучу.
Кровь из Митькиного носа заливала подбородок. Девочка протянула ему платок. Митька не взял, зажал нос рукой. Еще не хватало – вытирать сопли девчоночьим надушенным платком с розами!
– И как ты их один разогнал! – покачала она головой. – Мы видели, их много было.
– А-а! – отмахнулся Митька. Больше сказать было нечего. Не с девчонками же обсуждать эти вещи.
А к ним уже подходила женщина и еще одна девочка, чуть постарше. Митька догадался – мать и сестра.
– Рита! Пригласи молодого человека в наш номер. Ему нужно принять холодный душ и смазать ссадины йодом, – громко скомандовала женщина.
Последним подошел мужчина – отец.
– Позвольте, молодой человек, обследовать ваши боевые раны.
Он осторожным движением приподнял Митькино лицо, внимательно осмотрел синяки и кровоподтеки.
Митька не дергался. Лицо у мужчины было мужественным, а голос – волевым и спокойным.
– Та-ак, – протянул мужчина. – Ничего страшного. До свадьбы заживет. Хотелось бы знать, как вас зовут?
– Дмитрием, – чуть задумавшись, тихо произнес Митька.
– А в чем сомневаетесь?
– Дед Митькой зовет.
– Ну вот что, Дмитрий, – снова скомандовала женщина, – следуйте за нами. Мы живем в соседнем корпусе. Видели вас в ресторане. Наш стол у окна напротив входа. Вы недавно приехали?
Митька кивнул.
– А мы уже здесь вторую неделю. Меня зовут Галина Ивановна, мужа – Валентин Петрович. А девочки – наши дочери. Младшая – Рита, старшая – Света. Прошу любить и жаловать.
Митька покосился на девчонок. Света была постарше Риты года на два. Покрепче, повыше, но такая же белокурая.
– Ты что, из Петрозаводска? – спросила Света, рассматривая рисунок на футболке.
Митька молча кивнул. Губы раздуло так, что даже шевелить ими было трудно.
– А мы из Петербурга, – пояснила Рита. – Почти соседи. У нас в Петрозаводске тетя. Мы у нее хоть и не очень часто, но бываем.
– В каком номере вы живете? – спросила Галина Ивановна. – Валентин Петрович предупредит вашего отца, чтобы не волновался.
– В тридцать восьмом. – Звуки вылетали такие чужие и шепелявые, будто рот был набит грецкими орехами.
– Пойдем, – улыбнулась ему Рита.
Митька покраснел. Рита ему нравилась. Она была похожа на ромашку, что красовалась на кармане ее сарафана. Волосы цвета спелой ржи спадали на загорелые худенькие плечи. Загар был ровным, и кожа казалась бархатной. Почему девчонки такие красивые? И ноги у них прямые, ровные, словно выточенные на станке большим мастером. Не то что его загогулины. Критически посмотрел на свои ноги. Да-а! Топорной работы, сказал бы дед. Интересно, на каком пляже они купаются? Спросить, что ли? Но вместо этого только сплюнул под ноги алой слюной.
В гостиницу шел молча. Галина Ивановна что-то рассказывала, но он не слушал, косился на Риту. Она тоже нет-нет да и поглядывала на него. А глаза так и светились затаенной улыбкой. Ни одна девчонка в их классе не могла бы сравниться с ней. Даже Маринка Беляева, за которой ухлестывали почти все пацаны. Маринка была настоящей красавицей. И знала об этом. А потому во взгляде у нее проскальзывало высокомерие. На Маринку больше была похожа Света. А Рита!. У нее было очень нежное лицо. Но, главное, глаза. Они так и притягивали Митьку.
