– Только и слышу: «Дед говорит…», «Дед говорит…»! У тебя у самого-то свои соображения есть? Мыслишь так, будто тебе не двенадцать, а сто два. От правильности твоей волком выть хочется! Как с такими взглядами жить будешь?! Над тобой уже все ребята смеются! Теперь не деда – тебя Гуманоидом дразнят!
– А мне плевать! Я мнением тех дорожу, кого уважаю!
Отец растерянно подошел к Митьке, присел на краешек постели.
– Та-ак! Интересно! Ну а меня к какой категории относишь?
Митька не узнал голоса отца. Он был осипшим и подавленным. Еще одно беспощадное Митькино слово – и отец бы, наверное, сорвался до слёз. Митьке стало его жаль. Он вздохнул и… промолчал. Отцу ничего не оставалось, как выйти на лоджию. А Митька, разобрав постель, накрылся одеялом с головой, хоть в комнате стояла духота.
С лоджии ворвался запах моря. Митька, как наяву, снова ощутил на своей руке Риту. Волны пенными губами целовали ее почти невесомое тело, а белокурый завиток ластился к Митькиному плечу. От этого все тело наливалось какой-то тяжестью. И всю ночь снился сон, о котором он не смог бы рассказать ни одной душе на свете, даже деду.
Перед завтраком Митька старательно вывел на бумаге номер своего телефона и адрес электронной почты: gumanоid@mail.ru
В столовой Рита подошла к нему сама. Увидев ее, Митька резко отодвинул стул и, не глядя на отца, во рту которого застыл бутерброд с ветчиной, вышел за Ритой во двор, где они когда-то сидели на качающейся скамейке около лягушатника. Вот уж прав был дед, когда говорил, что у каждого человека есть свои памятные места! Эта скамейка была теперь для Митьки такой родной, что ему становилось не по себе, когда на нее садились другие люди. И хотя скамейка была не его собственностью, всякий раз, когда он смотрел в ее сторону, мир менял свои краски и привычные очертания, как это было тогда, когда они качались на ней вместе с Ритой.
– У тебя такой странный электронный адрес, – тихо произнесла она. – Ты и правда не такой, как все!
– А какой?
– Очень хороший… добрый, – смущенно произнесла она. – Я таких, как ты, еще не встречала.
Митька смотрел на Риту, склонив голову набок. И улыбка у него была совсем взрослой – лишь уголки губ чуть-чуть подрагивали. Зато как светились глаза! Впервые он смотрел на Риту безо всякого стеснения. И плевать ему было на Бегемота, который, поджидая отца, курил на крыльце ресторана и многозначительно закатывал глаза к небу. Рита отвела взгляд первой и, отчего-то покраснев, провела пальцем по его руке.
– Я приеду. Обещаю. И мы обязательно поедем к твоему дедушке. Ладно? Только ты пиши! – И снова, как тогда на море, легко коснулась губами его щеки.
Бегемот чуть не свалился с крыльца. Надо было видеть его масленую рожу. А у Митьки вдруг снова перехватило дыхание. И ничего не смог сказать в ответ. Смотрел на удаляющуюся Риту, словно хотел запечатлеть ее образ навек.
В тот день на море Митька не ходил. Лежал поверх покрывала на постели целый день. И даже не пошел на обед. Слава богу, что у отца хватило ума не донимать его вопросами. К вечеру на душе у Митьки сделалось и вовсе погано, и слезы были близко-близко. Все вдруг померкло, стало неинтересным. И даже цикады не успокаивали, а еще больше бередили душу. Их стрекотание только усиливало Митькину хандру. И снова нестерпимо захотелось в деревню к деду.
На другой день солнце светило так же ярко, как и все эти две недели, а Митьке казалось, что в природе что-то произошло. Словно все увидел другими глазами. Море было таким же теплым, но долго находиться в воде не хотелось. И это «не хотелось» со всех сторон обложило Митьку. Куда ни кинет взгляд – все тускло.
Когда Званэк пригласил его на концерт знаменитого на весь мир иллюзиониста мистера Сенько, особых восторгов это у Митьки не вызвало. Что только не творил этот могучий турок! И даже тогда, когда мистер Сенько на глазах у всего зала снял со своих плеч бритую голову и поместил ее под мышку, продолжая при этом спокойно расхаживать по сцене, Митькина физиономия не вытянулась и челюсть не отвисла, как у всех остальных зрителей.
– Нэ интэрэсно? – спросил у Митьки Званэк после концерта.
Митька неопределенно пожал плечами.
– Ты так умэешь? – Цыганские глаза Званэка хитро прищурились.
– А что тут не уметь?
– Покажи!
– Закрой глаза, – тихо велел Митька. – А теперь представь меня без головы. Представил? Вот и вся иллюзия!
За спиной раздался чей-то низкий раскатистый хохот. Мистер Сенько! Как он оказался рядом? Он что, понимает по-русски?
– Да, понымаю. Ты на правыльном пути. Нэпрэмэнно будэшь вэликим! – и похлопал Митьку по плечу.
Но ни дед, ни Рита этого не видели!
Танцы на углях
А на другой день вечером они с отцом поехали смотреть танцы на углях. Званэк рассказывал, что такого мастерства люди достигают путем двадцатилетних тренировок. В центре ресторана под открытым небом на круглой земляной площадке горел огромный костер. Костер разгребали железными граблями. С наступлением сумерек угли костра мерцали каким-то загадочным светом.
Когда закончился ужин, из-за кулис вышли несколько мужчин и женщин в национальных болгарских одеждах. Сначала они под музыку ходили вокруг костра, делая какие-то движения руками. Потом по очереди, один за другим, стали пробегать по углям по самой кромке кострища. Затем с шести сторон собрались в самой середине костра и снова мелкими шажками разбежались по сторонам. А музыка звучала все сильнее и напряженнее, словно не в людях, а в ней таилась разгадка этого чуда. Вот они снова со брались в самом центре кострища, и мужчины, подняв на руки женщин, прошлись по кругу. Зал разразился аплодисментами. Зрители встали и уже аплодировали стоя.
Конферансье пригласил желающих на сцену: мол, сеанс может быть повторен с вашим участием. Из-за кулис выскочил клоун с докторской сумкой. Стал зазывать на арену девушек из-за ближних столов, жестами показывая, что мужчины пронесут их над углями на руках. Но те визжали и отмахивались. Тут на арену вышел подвыпивший мужик. Но, приблизившись к кострищу, покачал головой и под смешки зрительного зала вернулся за свой столик.
Митька хмыкнул и покосился на отца. Знал бы тот, что дед мог танцевать на углях не хуже этих болгар. И даже таким образом лечил Митьку от простуды. Развел костер на снегу, разгреб угли тонким пластом и показал Митьке, как это делается. Сначала нужно, быстро-быстро перебирая босыми ногами, потоптаться по остывающему кострищу, потом прыгнуть в снег – и так несколько раз. А когда ноги станут красными, как у гуся, натянуть на них грубые шерстяные носки и валенки. Потом попить чаю с медом. И к утру простуды как не бывало. Но рассказывать отцу это не стал. Еще опять прицепится к деду.
А на сцену из-за кулис выскочили полуголые напомаженные красотки на высоких каблуках и стали танцевать какой-то быстрый танец. Митька снова захандрил. Рита танцевала куда красивее. В ее движениях не было вульгарности. С тоской взглянул в ночное небо. Как тут все-таки звезды близко! Только попробуй разберись, где какое созвездие, когда все здесь не так, как дома.
