Случилось это несколько дней назад. Обычно во время тихого часа воспитатели и нянечки уходили в младшую группу пить чай. Предупреждали, что в спальнях ведется видеонаблюдение. Что, мол, они, взрослые, хоть и пьют чай, но все видят по телевизору: кто и как себя ведет. Но Борька Тарасов не верил, говорил, что это все – липа, что ничего они не видят, а сидят, как его папа говорит, да сплетничают. И в подтверждение этому однажды взял да встал, а потом и вообще прошел по спальне, правда на цыпочках. Осторожно подкрался к двери, которую на всякий случай воспитатели оставляли открытой, и тихонько прикрыл ее. Голоса взрослых сразу стали тише и глуше. А Борька принялся кривить рожу, изображая победный восторг.
Потом, нырнув в свою постель, начал вытворять такое, от чего все ребята разом вытаращили глаза и сели в постелях. Борька заявил, что подушка – его жена. Стал крепко тискать ее, целовать взасос, а потом и вообще, сняв трусы, упал на нее животом и принялся как-то странно раскачиваться на кровати. Что было дальше, Илона не видела, потому что натянула одеяло на голову. Ей отчего-то сделалось так стыдно, что лицо запылало и даже волосы на голове взмокли. Она слышала, как хохотали мальчишки, и громче всех Витька Чижиков, а девочки возмущались: «Фу-у-у, дурак!» Но тут послышался голос Тамары Петровны:
– Это кто там озорничает?! Кто спать другим не дает?!
Борька мигом утихомирился, закрыл глаза и притворился спящим. Да и все, кто хохотал, спрятались под одеяла. В спальне воцарилась затаенная тишина. Воспитательница присела на стул возле батареи. Никто не шевелился. Ее присутствие ощущали даже с закрытыми глазами.
Тамару Петровну побаивались в группе все без исключения. Голос у нее был необыкновенно громкий и какой-то стальной. Когда она кого-нибудь ругала, внутри у Илоны все сжималось, словно водили железом по стеклу. Пальцы у Тамары Петровны были грубые и цепкие. Никому из мальчишек не удавалось вырваться из ее рук, даже при сильном психе. От острого взгляда прищуренных глаз воспитательницы сердце у Илоны начинало биться часто-часто, и внизу живота появлялся какой-то холодок. Хотелось скорее зажмуриться, чтобы не видеть ее каменного лица. У Тамары Петровны косил один глаз. И было непонятно, на кого она смотрит, – на тебя или на того, кто стоит рядом справа. Желая это понять, Илона начинала оглядываться по сторонам. На что воспитательница язвительно говорила: «Я тебе говорю, тебе!» Илона часто хлопала ресницами, но спрятаться от пристального взгляда Тамары Петровны было некуда. Оставалось только опустить голову. Что она и делала.
Тамару Петровну боялись не только дети, но и нянечка, Галина Трофимовна, хоть и была она намного старше воспитательницы. Шея у нее была тонкая и морщинистая, как у черепахи, что жила у них в «живом уголке». Бледные щеки прорезали глубокие складки. Галина Трофимовна сама никогда не повышала на ребят голоса, только пугала: «Скажу вот сейчас Тамаре Петровне! Будешь знать тогда!» Это звучало угрожающе.
Через несколько дней после того злосчастного тихого часа Тамара Петровна поманила ее к себе пальцем. А Илоне почему-то сразу захотелось в туалет. Угадав ее намерение, воспитательница прошипела:
– Куда?! А ну, быстро ко мне! – Сжавшись в комок, Илона приблизилась. – Я вчера разговаривала с твоим отцом. Он сказал, что на тихом часе ребята у нас не спят, а занимаются «черт знает чем», в то время как мы, воспитатели, «спокойно распиваем чаи». – Тамара Петровна в точности передала интонацию отца. Значит, папка все-таки рассказал ей! А ведь она доверилась ему! – Так чем занимались мальчики на тихом часе? – коршуном нависла над ней воспитательница. – Повтори мне то, что ты сказала отцу! Слово в слово. Ну?! – Илона хотела проглотить слюну, но во рту слюны не было. – Что, от вранья язык отсох?! – потрясла ее за плечо Тамара Петровна. – Я спрашивала у ребят. Они все, как один, сказали, что дверь закрылась сама собой от ветра, который влетел в спальню через форточку. И что Тарасов в это время крепко спал и даже храпел. А ты что придумала?! Зачем ты позоришь нашу группу? Да после такого никто из ребят с тобой играть не будет! Кому приятно общаться с вруньей?! И попробуй только еще что-нибудь рассказать своему папочке! Тебя в тот же день отчислят. Знаешь, какая очередь в детский сад? Каждое освободившееся место на вес золота.
Это было правдой. Родители часто говорили дома, что их семье «подфартило». А то бы с кем ее, Илону, оставить? Бабушки жили далеко: одна, бабушка Лара, мамина мама, – в другом городе, работала врачом. Папины родители жили в деревне. У них там и корова, и поросенок, и куры… Кто будет их кормить? Кто будет за ними ухаживать? В деревню к бабушке и дедушке Илона ездила с родителями только летом. И то всего на две недели. Папа работал электриком. Отпуск у него был небольшой. А маме еще хотелось съездить к морю. У нее от банковских бумаг «пухла голова». Бабушка Лара обычно подсаживалась к ним в поезде. Она тоже любила море. Считала, что морская вода, солнце и воздух помогают человеку здоровым пережить долгую зиму. Как жаль, что лето уже прошло!
Хоть бы Тамара Петровна заболела, что ли! Только где там! Она сама как-то смеялась, что даже вирусы ее боятся, мимо пролетают. Интересно, а свинкой взрослые болеют? Им как-то делали прививки. Ребята сначала боялись подставлять медсестре руку для укола. Но Тамара Петровна пугала: «Вот не сделаете прививки, распухнут у вас шеи так, что будете похожими на поросят. А то еще и хрюкать начнете!» После этих страшных слов Илона в ужасе потрогала шею рукой. Неужели такое бывает?! И первой подошла к медсестре. Хоть игла на шприце была ужасно длинной!
Другая воспитательница, Ольга Васильевна, была моложе Тамары Петровны и не была такой строгой. Но и ей, скорее всего, рассказали про бойкот. Илона как-то подошла к ней и робко заглянула в глаза. Но Ольга Васильевна сделала вид, что торопится куда-то, и, развернув Илону, легонько подтолкнула в спину: «Иди играй!» И ни о чем не спросила. А ведь раньше всегда улыбалась ей и ласково прижимала к своему боку. Сердце у Илоны сжалось. Она побрела в раздевалку и села на низкую скамейку, на которую обычно садились ребята, когда обувались. А за ней – Тарасов.
– Ну что, ябеда? Нажаловалась?! Предательница! Таких, как ты, предателей в войну с немцами расстреливали!
И он стал изображать расстрел. Указательным пальцем целился ей прямо в голову. Илона закрылась руками. Конечно, палец не выстрелит, но все равно страшно. И камня рядом нет. Тогда она изо всех сил сжала рукой деревянный край скамейки. Борька подскочил к ней и дернул за волосы. Не больно, но обидно. А мальчишка продолжал:
– Вот сейчас надаю тебе, и ничего мне не будет. Знаешь, кто у меня отец? Самый главный в милиции! Поняла?
Илона молчала. Отец у Борьки, действительно, был грозным и толстым. Когда он приходил за сыном, такой строгий, в форме, ребята боялись даже нос высунуть из групповой. Хотя чаще всего Борьку забирала из детсада мама. Илоне Борькина мать нравилась. Худенькая, стройная и красивая. Глаза у нее были удивительно добрые, но взгляд кроткий и беспомощный, как у бездомного котенка, которого однажды Илона обнаружила в сарае. Пока бегала к маме спросить разрешения взять котенка домой, он подевался куда-то. Наверное, собак испугался. Папа сказал, что это к лучшему. Мол, котенок бездомный и вшивый. Зачем только папа воспитательнице ее тайну рассказал?! Ведь несколько раз спросила: «Не скажешь никому?» И он кивал, соглашался.
