– Не ссы, – утешил Дуэйн. – Я не буду ничего совать в твою бедную жопу.
* * *
У Дуэйна оказалась отдельная камера, на полу три коврика, а на окне трогательная голубая занавесочка с Девой Марией. Камера располагалась в торце блока, так что сюда попадал свет и из большого окна в коридоре.
– Из хосписа притащили, – кивнул он в сторону занавески.
Поу тщательно вымыл руки, теперь они пахли лавандой. Не тюремное мыльце, однако. Таким мылом, наверное, Ли пользуется, пахнет похоже, и он вымыл руки еще разок.
– Как, интересно, такая хрень сюда попадает.
– Есть десять миллионов способов. Инспекторы, надзиратели, ходят туда-сюда раз в день уж точно.
У Поу, наверное, был обалдевший вид, потому что Дуэйн продолжил:
– Они получают восемнадцать штук в год. Предлагаешь пару тысяч, чтобы время от времени подогнали кое-чего, мало кто откажется.
– Ага, а если их сцапают на этом деле, то боком выйдет тебе.
– У меня три пожизненных. Что они могут мне сделать?
* * *
Поу вернулся в свою камеру. Ему велели не высовываться, пока парни не придут за ним утром, поэтому Поу лег спать – ногами к решетке и головой к унитазу, чтобы никто не смог подобраться и набросить петлю ему на шею. В камеру проникал тусклый свет, окно сделано из того же дешевого пластика, что и в полицейском участке, желтеет от солнца, строил, поди, все тот же подрядчик, разбогател в три дня. Где-то наверняка существовали тюремные магнаты, как здесь у них когда-то были сталелитейные.
А этажом ниже опять транслировали “Шоу Джерри Спрингера”, тетки, которые трахаются с племянниками, что-то типа того, может и нет, но люди смотрят такую хрень именно из-за грязных историй, он и сам смотрел когда-то, но сейчас это почему-то казалось мерзким. В соседних камерах все так же орут. Но похоже, он перестает замечать постоянный шум. Живот сводит, опять проголодался, даже крохи завтрака, которые ему достались, вызвали бурю в желудке. Хорошо, что он был один, когда брюхо скрутило. Прожевав только первый кусок, он уже знал, что так и будет, что эта жратва пойдет наружу до срока, с одной стороны или с другой. Но выбора-то не было – пришлось жрать что дают. В этом его проблема, он слишком избаловал себя. Всю жизнь ничего не брал в голову, в том-то и беда, у него ведь были возможности, а он всегда выбирал что попроще, а теперь еще и это – разборчивость в еде, даже от этого у него проблемы, а силы-то нужны, так что придется есть. А вскоре понадобится и душ, об этом он и не подумал – как здесь все устроено в душевой. Наверняка местечко не из приятных. Но пока от него еще немножко пахнет Ли, а запах смоется, может, есть способ как-то его сохранить, но нет, конечно, запахи, они приходят и уходят, их не удержишь, это не картинка, которую можно сберечь в памяти и обращаться к ней снова и снова.
Дуэйн сказал, ему принесут какой-нибудь еды из тюремной лавки, но это же денег стоит. Нет, с него ничего не спрашивали, но он же не дурак, такие услуги не бесплатны. Но и тут выбора нет. Ясно же, что он настроил против себя всю тюремную шпану. Дуэйн и Черный Ларри обещали, что уладят дело, надо только, чтобы он пока не вертелся под ногами. Какие-то интриги, тайные договоры, он не в курсе, но придется довериться парням. Он сидел неделю в окружной тюрьме, но там все было по-другому, там народ замели за вождение в пьяном виде, хулиганство, за всякую ерунду, там люди через неделю-другую возвращались в нормальную жизнь, а тут все иначе, тут люди живут, этот мир и есть их нормальная жизнь.
От рассуждений не легче. Задача-то не победить в матче или в драке, тут вообще не про победу речь. Еще одна его проблема – вопрос отношения к жизни вообще. У него все нормально. Просто отлично, можно сказать. И все обязательно разрулится, нет оснований для пессимизма, он ведь тут даже не за дело, он выпутается, это ведь только прокурор на него наезжает, а вообще он тут ненадолго, точно. Он еще будет рассказывать эту историю по барам как забавное приключение. Он совсем не такой, как остальные здесь, все скоро выяснится, и нет причин думать иначе.
3. Айзек
Айзек не представлял, сколько уже трясется в этом поезде; от вида проводов, ритмично поднимающихся и опускающихся по ходу движения, мутило. Несколько раз они останавливались, пропускали другие составы, часами он скучал, ужасно устал, но не было смысла слезать с поезда – он и так потратил несколько дней, чтобы забраться на него.
Потом ехали вдоль автострады, быстро, обгоняя автомобили. Очень много звуков, даже не различить, стук колес и вагонных сцепок, шум ветра, и вдруг заскрежетали тормоза, оглушительно, вагон опасно накренился вперед, грозя раздавить его, остальные вагоны зашатались и резко дернулись назад, и толчком его едва не сбросило с платформы прямо под колеса.
Будь внимательнее. Едва не разобрали на запчасти. Странствие – либо отрадно, либо горестно. Нет, в основном, конечно, скучно. Когда вокруг открытые просторы, холмы видны до горизонта, еще ничего, а порой лишь узкие просветы между деревьями, зеленая стена перед глазами, приступ клаустрофобии. Хуже всего тоннели.
А кстати, Поу, как он там сейчас, чем занят? Вероятно, трахает твою сестру. Или наливается где-нибудь пивом. Но все-таки он бросился в реку спасать тебя – и этого не отменить. И согласился участвовать в твоей сомнительной шалости. Верно, а потом затеял идиотскую драку. Лучше бы сбежал в одиночку.
Он в очередной раз сменил положение, площадка была все-таки очень маленькой, короткой для его ног, нет, кажется, ни одной части тела, которая не затекла бы и не ныла. Взобравшись по лесенке, Айзек устроился на горе угля, отсюда отличный вид, самая высокая точка поезда, даже видно Барона в семи или восьми вагонах впереди, тоже сидит на куче угля и обозревает окрестности. Приятно. Холодно только. Летом будет полегче. Чуть позже он сполз вниз, свернулся клубочком в закутке, где не слишком дуло. Крошечный треугольник между внутренним углом бункера и внешней обшивкой вагона. Грязно, и в тело постоянно впиваются мелкие камешки, но зато он согрелся. Выглядит сейчас, наверное, как шахтер. Завернись в спальник. Самое безопасное место для сна – никто тебя не достанет в несущемся поезде. Когда ты в последний раз мыл голову? Несколько месяцев назад. Поешь чего-нибудь. Он откупорил банку сосисок и жадно съел их, сплевывая крошки щебня, прилипшие к пальцам. Так и не понял, полегчало или нет, попил воды.
Проснулся поздно. Все болит. Негде вытянуться. Уже темнеет, целый день он проторчал в этом поезде. Понять бы, где они сейчас, только деревья мелькают. Англия, Франция или Германия. Вообрази вместо. Огайо, к примеру. Вот разве что мы сейчас должны приближаться к Мичигану. Нет способа уточнить, пока не доберемся до места, – в любом случае вокруг абсолютно новый мир. Наслаждайся моментом.
Спать или не спать, разницы никакой. Между сном и бодрствованием серая муть. Тусклый синий свет через вагонную щель и вид на состав позади. Шум поезда, вибрация, и ты часть этого организма, тоже дребезжишь и трясешься. Мясо размягчается. И прости нам вялость нашу ежедневную, как-то так. Опять кромешная тьма – очередной туннель. Грохот оглушает – вставь беруши. Молись, чтоб скорее закончилось, – копоть и дым. В длинном туннеле вполне успеешь задохнуться. Туннель покороче, пожалуйста. Дым все гуще и гуще, все ядовитее, глаза режет. Он высунул голову над платформой – так еще хуже. Потеряешь сознание здесь – и все, больше не очнешься. Самоубийца, надышавшийся ядовитого газа. Будешь засыпать, держись подальше от колес, отползи внутрь. Внутри безопаснее.
