– Эй, ты там в порядке?
– Все хорошо, – очнулся Айзек.
– Смотрю, ты не скучаешь сам с собой, а?
– Надеюсь, вас это не раздражает.
– Не, я рад, что подбросил тебя. Я обещал дочке, что скоро вернусь домой, поэтому за последние сутки вздремнул всего на часок, а когда заправлялся, понял, что надо бы подыскать попутчика, поболтать в дороге, а то эдак недолго уснуть навеки в кювете. А тут и ты нарисовался. Так, если подумать, выходит, ты спасаешь мне жизнь.
– Это Иисус во мне.
– Угу, – торжественно кивнул водитель. – Так оно и есть.
* * *
Через несколько часов он высадил Айзека на развязке в Дейтоне. На прощанье спросил:
– Как, парень, не спустишь деньжата на наркоту или выпивку, а?
– Я не употребляю, честно.
– Ну тогда купи себе чего-нибудь поесть. – И протянул Айзеку пять долларов.
Айзек прошагал около мили до ближайшей забегаловки на 70-м шоссе, купил сэндвич с фрикадельками. Уселся было за стол в кафе, но как-то это было неправильно, поэтому вышел и пристроился на бордюре. Шум моторов, запах дизеля, огромные грузовики, подъезжающие и отъезжающие, похоже на большую товарную станцию. Подумал, что придется подождать, но уже через десять минут на шоссе, ведущем на восток, его подсадил тягач с грузом тракторных запчастей. Парень спросил, откуда он, и Айзек ответил – из Мичигана, а водитель заметил, что если хочешь прокатиться задарма, то есть места и поинтереснее, а Айзек объяснил, что катался на поездах, а теперь возвращается домой к родным. Водила пришел в восторг, и оставшуюся часть пути они больше молчали.
Уже стемнело, когда тягач свернул на 79-е шоссе, высадив Айзека в нескольких милях за Литтл-Вашингтоном. Айзек двинул прямо на восток, забрался на вершину холма и сел там, глядя на темную ленту шоссе, убегающего в долину реки Мон. Сколько осталось? Миль двадцать, пожалуй. Можно подъехать, если заглянуть вон на ту заправку. Он поразмыслил. Нет уж. Ты вернешься тем же путем, что уходил.
Что сейчас поделывает Ли? Раньше ты запросто мог угадать. Вероятно, и сейчас можешь. Между ее отъездом в Йель и маминой смертью прошло три месяца. Все абсолютно разумно. Мы все вместе были в Музее Карнеги, ископаемые кости, динозавры, разглядывали скелет тиранозавра. Старик говорил: Не хочу смотреть на тварь, которая может раскусить меня пополам. Очень рад, что они вымерли. Но все равно долго не мог оторваться. Представь, каково было парню, который это нашел, сказал он. В смысле, представь, каково это, когда он уже нашел эту штуковину, но еще никому не рассказал. Подумайте-ка, Ватсон. Вот таков был старик.
Айзек сидел и смотрел на холмы. Реки не видно, но она где-то там. Пешком доберусь до дома за два дня. Нет, за полтора. Ну и нормально. Знакомые места.
5. Поу
На следующий день вместо обеда велели надеть наручники.
– Опять явился мой адвокат?
– Понятия не имею, о чем ты, – рявкнул охранник. – Давай сюда руки.
– И не подумаю.
– Если через десять секунд я не увижу твои грабли в этой дырке, вызываю спецгруппу. И мне насрать, что у тебя за проблемы.
Это уже другой надзиратель. Высокий, худой, с аккуратной седой прической, в очках с толстыми стеклами.
– Короче, – буркнул он. – Тебя возвращают в общий блок.
– Но за то, что я сделал, мне положено тут торчать несколько месяцев.
– Принимая во внимание статус жертвы, короче, если ты прихлопнул ублюдка, начальник тюрьмы, может, вообще отменит тебе приговор.
Поу вытаращил глаза.
– Шутка, – сказал надзиратель. – Не бывает такого.
– А если я не хочу?
– Ничего не выйдет. У них тут и без того психов штабелями.
– Господи.
– Поднимайся.
– Я подам на содержание под стражей в целях безопасности.
– Я тебя понял. Но для этого надо переговорить с начальством наверху, я не могу заниматься этим отсюда.
Наверху его поместили в другую камеру. Один из членов Арийского братства заметил, как Поу вели по лестнице, и тут же поспешил в противоположную сторону.
Оказавшись в одиночестве, Поу задернул занавеску, достал зубную щетку и принялся тереть ручкой по цементному полу, пока не образовалась острая режущая кромка. Обследовал решетки и окно на предмет металлических деталей, которые можно бы отковырнуть, вот тогда бы получилось настоящие оружие, но тщетно, ничего. Улегся на койку головой к унитазу, ногами к решетке. А решение-то было. Путь на волю. Билет на свободу. Можно было бы прямо сейчас броситься к посту охраны, орать, требовать поместить его в охраняемую камеру. И он оказался бы ровно там же, где и вчера.
Или он, или Айзек, середины нет. Поу задыхался, он весь взмок, одежду хоть выжимай, будто из-под душа. Потом в коридоре послышался громкий топот, люди сновали туда-сюда. Он ведь сообщил охраннику, что просит заключения для собственной безопасности. Это же нормальный компромисс, он сказал охраннику, и если тот передал дальше, тогда его отведут обратно в карцер, но если надзиратель никому не сообщил о просьбе, тогда никто и не придет за ним. Вполне справедливый шанс, все честно.
Да, сейчас ты дышишь, но это вопрос времени, и так ведь всегда было. Твоя жизнь висит на волоске, фитиль уже горит, его запалили, когда ты родился, – как у всех людей, под каждой жизнью. Смерть неизбежна, ты просто никогда не задумывался над этим, она неизбежна, и в этом можешь быть уверен, так что вроде и бояться тут нечего, она наступит – неотвратимо, как зимние холода. А все равно страшно. Тупо страшно. Все, что в твоих силах, – это придать ей какой-никакой смысл. Он спасет Айзека Инглиша. Надеется, что справится. И хватит уже думать об этом.
Поу опять проголодался, в новой камере, третьей за четыре дня, есть нечего. Интересно, им вправду нужно было освободить место в карцере или это братство так устроило, чтобы его вернули в общую зону.
А мог бы играть в футбол или облагораживать свалки. Сейчас этим занимается какой-то другой парень. Но есть кое-что, в чем никто другой заменить его не смог бы, – никто не протянул Айзеку руку помощи, даже его собственная семья. Даже Ли, по ходу, жила только для себя. Хотя рано или поздно обязательно случилась бы какая-нибудь фигня. Он-то себя знает, надолго бы его не хватило. Все у него в жизни через жопу, он родился таким, пора уже смириться. И он отдаст всего себя, как герои прошлого. Высший смысл, промысел Божий. Зов судьбы. Он должен спасти Айзека Инглиша, поэтому он здесь, в этом его предназначение, вся его жизнь вела к этому моменту, и он будет достоин. Он станет защитником.
Вот только есть очень хочется. Поу встрепенулся: звяканье ключей, шаги, надзиратель поднимается по лестнице, идет по коридору, это за ним, его сейчас отведут в карцер, он спасен. Звуки все ближе, какое облегчение. Я спасен. И тут же совсем иное чувство – накатила тоска, до тошноты, отчаяние, будто увидел всю свою дальнейшую унылую жизнь. Он растерялся, запутался – собственные ноги вот-вот предадут, уведут прочь, не позволят ему красиво погибнуть, и все его высокие мечты – просто чушь, тело возьмет верх, страх за собственную шкуру победит. Поу улегся обратно на койку.
