* * *
Когда он очнулся в третий раз, было темно. Поу помнил, что садиться нельзя. Оглядел себя, стараясь не сильно шевелиться. В кровати. Накрыт одеялом. С одной стороны капельница, с другой – окно, оттуда желтый свет, наверное, там улица, дома́. В палате еще одна кровать, кто-то храпит на ней. “Тихо, ты”, – сказал он и тут же устыдился. Это какие-то аппараты, пищат и стрекочут. “Тихо”, – прошептал он. Не видно, что там. Надо сесть. Они меня не удержат. Он шевельнулся, и тут же накрыла боль, и он потерял сознание.
Лежи. Лежи тихо, убеждал он себя. Шевельни пальцами. Ног он не видел. Попробовал двинуть рукой, но ничего не вышло, он скосил глаза и увидел, что рука намертво привязана к поручню кровати. Грудь и бока болели, но зато он мог дышать. Голова забинтована. Он потрогал свободной рукой. Что-то торчит из башки. Трубка, пластиковая трубка прямо из затылка. Лежи тихо. Через мгновение до него дошло: жив.
6. Айзек
За стойкой сидел полицейский, маленький азиат, это он был с Харрисом тем вечером, когда их с Поу поймали в мастерской. Полицейский пил кофе и выглядел так, словно не спал уже несколько дней.
– Мне нужно поговорить с шефом Харрисом, – сказал Айзек.
– Его нет, – спокойно ответил Хо.
Вот и отмазка, подумал Айзек. Но вслух произнес: – Я видел его пикап на парковке. Скажите, что пришел Айзек Инглиш.
Хо неохотно поднялся и скрылся в коридоре. Твой последний шанс. Но Айзек знал, что никуда он не сбежит. Нет у него иного пути.
Вернулся Хо:
– Дверь в конце коридора.
Айзек прошел по коридору, постучался в железную дверь, а потом почему-то просто открыл и вошел, не дожидаясь ответа. Странный кабинет, такие же бетонные стены и флуоресцентные лампы, как повсюду в участке, но мебель другая – дерево и кожа, а на стенах картины. Харрис сидел на диване, завернувшись в одеяло. Бледный и взъерошенный, одна рука на перевязи.
– Ты вернулся.
– Я пришел с повинной.
– Ого. – Харрис поднял руку, прерывая Айзека, медленно встал, явно преодолевая боль, подошел к двери. Высунул голову наружу, осмотрелся, закрыл дверь и запер. – Давай присядем. – Он приглашающе указал на диван. Айзек сел с одного краю, Харрис – с другого.
– Билли Поу не убивал того бездомного.
Новость, похоже, ошеломила Харриса. Он откинулся на спинку дивана, прикрыл глаза.
– Пожалуйста, не говори больше ничего, – тихо попросил он.
– Я говорю правду.
– Нет.
– Мы с Билли были.
Но Харрис внезапно качнулся вперед, ухватил Айзека за рубаху, как мог бы сделать старший брат, и накрыл ладонью его рот. Лицо у него было бледным и в испарине, изо рта пахло кислым.
– Мне только что звонил окружной прокурор, тех двоих, что были с вами в заброшенной мастерской, нашли мертвыми. – Он отпустил Айзека и вернулся на свое место. – Теперь все трое мертвы, Айзек. Единственные, кто знает, что произошло той ночью, это ты и Билли Поу. Понимаешь?
– А что с ними случилось?
– Да неважно.
Они долго сидели молча, несколько минут наверное, потом Харрис с трудом встал, побрел к своему столу, достал из деревянного ящичка сигару.
– Ты ведь не куришь, а?
– Нет.
– А мне сейчас не помешает.
Он отрезал кончик, раскурил и встал у окна. Казалось, он собирается с духом.
– Не знаю, в курсе ли ты, потому что когда я заехал к вам, чтобы поговорить с тобой, ты уже ушел. Билли арестовали за убийство того парня, но теперь им придется его отпустить. Твое имя ни разу не упоминалось, и, думаю, раз уж Билли не сдал тебя до сих пор, он этого и не сделает, особенно когда его адвокат узнает о новых обстоятельствах дела. А я ей позвоню сразу же, как мы с тобой закончим.
– Когда его арестовали?
– Точно не помню. Примерно неделю назад.
– И в чем конкретно его обвиняют?
– В убийстве, – повторил Харрис. – В преднамеренном убийстве.
– И он ничего не сказал?
Харрис отрицательно покачал головой.
Айзек помолчал, а потом сказал:
– Я собираюсь уехать отсюда. Поеду к сестре в Коннектикут. – И сам удивился собственным словам. Но понял, что сказал чистую правду.
– Отличная мысль, – согласился Харрис.
– А что будет с Билли?
– Через месяц, плюс-минус, им придется его отпустить. – Он отошел от окна, взял со стола ручку и блокнот. – Слушай, если вдруг станет тяжело на душе или посоветоваться надо, заходи. Вот мой сотовый и домашний телефон, просто позвони, встретимся, поговорим.
– Не думаю, что понадобится, – улыбнулся Айзек. – Я в порядке.
– Ты правильно поступил, знаешь? Я бы даже наградил тебя за то, что ты явился сюда, потому что немного я знаю людей, которые на такое решились бы. Но сейчас. – Он растерянно пожал плечами. – Тебе пора домой.
* * *
Айзек спокойно прикрыл дверь кабинета, спустился по лестнице, вышел на дорогу, ведущую в город. По небу бежали облака. На полпути, уже у реки, он вдруг осознал, что решил довериться Харрису. И всем остальным людям. Он попытается, и посмотрим, что из этого выйдет.
Пройдя несколько городских кварталов, он пересек старую железную дорогу и остановился в камышах у реки. На душе спокойно, в голове тишина. Он стоял, смотрел на солнце над тихой рекой, опустился на колени, погрузил руку в воду, пустив рябь по поверхности, солнце сверкало на куполе собора и в окнах домов, пара крачек направлялась куда-то в сторону океана, а вскоре и ему предстояло последовать за ними, покинуть эти места.
7. Харрис
Он смотрел, как уходит Айзек, вежливо прикрывая за собой дверь. Сумеет ли парень держать язык за зубами? Ведь все могло обернуться кошмаром. И еще может.
Он не рассказал Айзеку, что Билли Поу пырнули ножом и он чуть не погиб, после того как несколько дней отказывался встретиться с адвокатом. Мальчик-то оказался совсем другим человеком. Грейс еще ничего не знает. И узнает уж точно не от него. В голове плыло; рано или поздно окружной прокурор явится с расспросами, и к тому моменту он должен быть в порядке. Пальцы ныли, боль отдавала выше в руку, рана на ребрах и не думала затягиваться, надо бы зашить, впрочем, повязка тоже сгодится.
Так, надо встать. Придумать складную историю про то, где он был прошлой ночью, отмыть пикап, тщательно, пройтись везде ватной палочкой. Наверное, сменить резину. Впрочем, шины – это уж чересчур. Или нет. Фурия в аду ничто в сравнении с обманутым юристом. Он усмехнулся собственной шутке, и вдруг стало удивительно легко. Оба мальчишки стоили того, чтобы их спасать. А мог ведь этого и не узнать.
