Я бормочу «прощай» снова и снова. Билли идет на мировой рекорд по количеству прыжков, которые маленький мальчик может выполнить, прежде чем старший брат пнет его по лодыжке. Скажем так: кости моей плюсны уже готовы идти в атаку.
В коридоре снова звонит телефон.
– Пятьсот пятьдесят три, – пыхтит Билли, подпрыгивая в воздух. – Пятьсот пятьдесят четыре. Пятьсот пятьдесят пять.
Сначала я думаю, что это снова звонит Бабуля Ибица: наверно, забыла рассказать папе что-нибудь о своих натоптышах. Наклонив голову, я слушаю, как папа шаркает обратно к телефону. Только на этот раз, разговаривая с человеком на том конце провода, он уже не бубнит монотонно. Он снова таинственно шепчет, и я пытаюсь жестами показать Билли, чтобы братишка замолчал, но он так занят подсчетом прыжков, что говорит, что это мне надо замолчать. Я шикаю на него еще раз, словно у нас соревнование по тому, кто кого быстрее заткнет.
Если бы у меня не было ужасно острого слуха, я бы не расслышал, как папа шепчет:
– Перл, откуда у тебя мой новый номер? Я не разрешал тебе сюда звонить. Ты знаешь, что это серьезно.
Двенадцать
ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ ДЛЯ ДЕТЕКТИВНОГО АГЕНТСТВА «ШПИОН». У Перл есть номер нашей квартиры в Эдеме.
ПАПА. Не хочет, чтобы у Перл был номер нашей квартиры в Эдеме.
ЗАМЕТКИ О ТОМ, КАК ПЕРЛ РАЗДОБЫЛА НАШ НОМЕР. Во всем виновата механическая рука. Мы с Билли почти к этому непричастны. Подозреваю, что папа нам не поверит, если мы расскажем ему, как все случилось. Хотя, судя по тому, как он шепчет, папа вообще не хочет, чтобы мы были в курсе о том, что он разговаривал с Перл.
АГЕНТСТВО «ШПИОН» ВЫЯСНИЛО СЛЕДУЮЩЕЕ. Должно быть, Перл увидела незнакомый номер на телефоне и перезвонила папе.
ЕЩЕ ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ. Почему папа сказал Бабуле Ибице, что заварил какую-то кашу с Перл? Значит ли это, что он начал встречаться с Камий еще до того, как расстался с Перл, и поэтому нам пришлось сбегать из дому? (Я видел такое по телевизору. В дневных шоу люди вечно страдают от неприятного запаха изо рта, поэтому рано или поздно они отсаживаются подальше и говорят, что застряли в любовных треугольниках. Я не до конца понял, что это за треугольники, но похоже, что в них задействованы как минимум трое очень разозленных людей.)
ОПАСЕНИЯ. Их слишком много, все не опишешь. Но главное состоит в том, что Билли, похоже, сломал пружины на моей кровати. Когда я сообщаю ему об этом, он говорит, что все равно не сможет сейчас остановиться: он должен показать Брайану, как правильно расслабляться. Я уверяю его в том, что Брайан и так всегда расслаблен, а Билли говорит, что я совсем не знаю Брайана.
Я перевариваю всю эту информацию, сидя на кровати Билли. Я даже потираю подбородок, как настоящий агент, который пытается разгадать загадку. Ничто не сходится.
Двадцать минут спустя я все еще не в силах понять, что к чему. Папа входит в комнату и говорит, что Бабуля Ибица интересовалась, как у нас дела. Я молчу и жду, когда он упомянет и звонок Перл тоже. Но он этого не делает. Вместо этого папа потирает глаза и говорит, что уже поздно, а поэтому пора нам готовиться ко сну. А потом спрашивает, отчего Билли вспотел, как длинношерстная морская свинка в сауне. Билли отвечает, что занимался спортом.
– Отличненько. – Папа целует Билли в лоб, а потом утирает с губ пот.
Когда папа и меня одаривает поцелуем, я выбалтываю все, что знаю о любовных треугольниках.
Папа явно поражен:
– Знаешь, лучше просто забудь обо всем этом. Тебе всего одиннадцать, так что можешь сосредоточиться на треугольниках из учебника геометрии.
Наш разговор еще не начался, а папа уже обрубил его огромным острым топором.
Когда папа уходит из комнаты, я говорю Билли, что сегодня буду спать на его кровати. Не хочу, чтобы мне в позвоночник впилась сломанная пружина.
– Ну уж нет, – говорит Билли и добавляет: – Твое – это твое, а мое – это мое.
Он прыгает в свою кровать и мгновенно засыпает. Видимо, прыжки его совсем измотали.
Когда он начинает тихо похрапывать, я крадусь к окну, отдергиваю занавеску и снова гляжу на эдемские крыши. Их словно окунули в расплавленное серебро. Мягкие облака в небе плывут, как призрачные парусники. Все еще блестит звезда, которую я выбрал для мамы.
Я отчаянно хочу попрощаться с ней по-настоящему, но слова в горле все перепутались. Они как вязальная пряжа Бабули Ибицы. Билли однажды надел моток на голову, словно парик, и потом мы никак не могли распутать нитки. Глаза у меня пощипывает от предательских слез, и я могу лишь снова и снова шепотом повторять «мама». Но звезда надо мной продолжает светить, и, даже когда я закрываю глаза и слезы текут по щекам маленькими водопадами, я чувствую, как она окутывает мне лицо вуалью света. Я простоял так пять минут, тихо всхлипывая и думая, что если бы любовь способна была воскрешать людей, то мама бы уже была тут, рядом, и шептала бы мне на ушко, как сильно она меня любит. Я поворачиваюсь, чтобы лечь в кровать.
И тут происходит нечто удивительное.
Совсем рядом со мной на пол мягко пикирует журавлик.
Я решаю, что это волшебство. Очевидно, что это не один из тех, что я сделал сам: слишком уж идеально расправлены все складки. И это не тот, который нашел папа: та птичка так и стоит у меня на столе. Нет, такое скорее похоже на дело рук волшебника. Абракадабра! Раскрыть шляпу, вытащить кролика, а за ним прыгает еще один, совершенно такой же.
В понедельник я приношу его в школу, потому что мысль о том, чтобы оставить журавлика дома, мне невыносима. Я все гляжу и гляжу на него под партой, и не останавливаюсь даже тогда, когда мистер Бигл просит нас достать бумагу и начать чертить план сада.
– У вас было время как следует подумать. Вы съездили в садоводство. Теперь пора действовать, – продолжает мистер Бигл. – И, Бекет, пожалуйста, перестань так пристально разглядывать свою промежность под партой.
Раздается взрыв смеха. Я резко поднимаю голову и чуть не сворачиваю себе шею в процессе. Когда истерика в классе проходит, все достают листы бумаги и начинают что-то рисовать и чертить для ПЕРЖУ.
Асебен тычет в меня угольником со своего места за соседней партой, и, когда я поднимаю взгляд, она демонстрирует мне свой листок: на нем нарисована целая туча бабочек. Она поднимает большой палец вверх и жестом указывает на мой браслет. Я опускаю большой палец вниз и показываю на свой браслет. Потом наклоняюсь к ней и говорю, что браслеты – это для девчонок.
– Ну нет, – шепчет она. – Этот точно нет. Мальчикам тоже нужно, чтобы с ними случалось что-нибудь хорошее. Поэтому он у тебя на запястье.
Она тянется ко мне и хочет схватить за запястье, но я отдергиваю руку.
