– А что у нее не так с весом? – спросил он Да ню.
– Не мешало бы скинуть килограммов шесть, – задумчиво произнесла Даниэла, окинув цепким взглядом мою фигуру. – А если девочка хочет, чтобы ее поднимали в поддержки, то пусть убирает как минимум килограммов десять – двенадцать.
– Сколько ты весишь? – спросил Ник, круто поворачиваясь ко мне.
– Сорок шесть, – соврала я, густо краснея.
– Значит, никаких проблем с поддержками не будет! – развеселился Ник. – Она весит столько же, сколько и ты, – добавил он, с усмешкой взглянув на Даню.
– Верно, только я гораздо выше ростом, – спокойно, по-взрослому улыбнулась Даня и повернулась к молодому человеку: – А ты что думаешь?
– Лишний вес, безусловно, есть, – ответил молодой человек. – Но не десять кило, а меньше. Ник ее, конечно, не поднимет, тут нужен кто-то помощнее.
– Почему это – не поднимет? – удивился Ник. – Данька тоже весит сорок шесть кэгэ, а я ее по полпрограммы на себе таскаю.
И, в подтверждение своих слов, он быстро подошел ко мне и легко подхватил меня на руки. Я невольно сжалась и от смущения хотела провалиться сквозь землю.
– А верхнюю поддержку? – подначивала Даня. – Над головой ее поднимешь?
– Конечно! – уверенно ответил Ник и поставил меня на ноги. – Сейчас ты тихонечко побежишь ко мне навстречу, – велел он мне, – а потом оттолкнешься от пола, а я тебя подхвачу. Главное, не дергайся и не маши руками.
Мне уже приходилось запрыгивать в поддержки, когда мы с Шуриком и Тимом танцевали хип-хоп, поэтому я без страха побежала к Нику, с силой оттолкнулась от пола и буквально влетела в прыжке к нему на руки, а он, слегка покачнувшись, гордо поднял меня над головой.
– Молодцы! – захлопала в ладоши Даниэла.
А молодой человек закричал:
– Опусти ее немедленно! Ты с ума сошел! Надорвешься!
Никита осторожно опустил меня на пол и медленно выпрямился. Его лицо, от природы бледное, теперь казалось белым как мел, он тяжело дышал.
– Умница! – еле слышно произнес он, вытирая лоб. – Хорошо подпрыгнула, не то что некоторые: укладываются на ручки и ждут, когда партнер сделает жим. Таким бы только с грузчиками танцевать или со штангистами.
Я так и не поняла, к кому он обратил свою последнюю фразу, судя по всему – ко мне, потому что при этих словах молодой человек за столом хмыкнул, а Даня и вовсе тихо рассмеялась.
– Вы свободны, – вежливо улыбнулся молодой человек. – Результаты сообщим сегодня вечером.
А Никита проводил меня до дверей и у самого выхода быстрым шепотом произнес:
– Сегодня в девятнадцать ноль-ноль жди меня в кафе напротив! – А потом резко распахнул дверь, схватил меня за руку и буквально вытолкал наружу.
– Ну что? Как? – налетели с вопросами Тим, Настя и Шурик.
– Не знаю, – растерянно пробормотала я. – По-моему, не очень.
– Не переживай! – бодро хлопнул меня по плечу Тим.
– Корсет не жмет? – заботливо поинтересовалась Настя.
А Шурик молча обнял меня и погладил по голове.
Вечером вывесили списки тех, кто прошел в следующий тур. Тимофей и Шурик отыскали в нем свои фамилии и с довольными улыбками пожали друг другу руки. Настя хоть и знала результат, но на всякий случай тоже нашла свою фамилию. Моей фамилии в списке не оказалось. И сразу почему-то подумалось, что ни в какое кафе я сегодня вечером не пойду.
– Завтра – второй этап, – возбужденно говорила Настя. – Как вы думаете, что нас заставят делать?
– Будем все вместе плясать канкан! – хмыкнул Тим.
– А потом откланяемся и сделаем обратное сальто! – подхватил Шурик.
Все, кроме меня, громко расхохотались, как будто услышали что-то действительно остроумное. Они эгоистично смаковали свою радость, и никто не замечал, вернее, не хотел замечать, как мне плохо. А я потихоньку отошла от них и в одиночестве поплелась домой.
Оказавшись в спальне, я с головой залезла под одеяло и задумалась: что-то странное, необъяснимое происходило сейчас со мной, как будто моя душа разделилась пополам и теперь разрывала меня изнутри. Одна из половинок горько переживала очередную неудачу в танцах и обвиняла в моих несчастьях весь мир: непонятного Никиту, красивую Даниэлу, моих более талантливых и везучих друзей, высокомерных педагогов и чересчур придирчивых хореографов, и даже маму с папой, которые родили меня коренастой, короткошеей, широкоплечей и склонной к полноте. Другая половинка никого не винила и не злилась, а трепетала от непонятного волнения и неудержимо тянула меня в то самое кафе напротив нашей школы. Не будь ее, этой другой половины, я бы сейчас не корчилась в постели, а наверняка возненавидела бы весь мир и закатила истерику со слезами, чтобы выплакать свое горе, но какой-то новый, разумный и совершенно чужой внутренний голос отчетливо повторял, что проиграла я справедливо и по делу, и причина поражения – не в моей полноте, а в том, что я не смогла справиться со своими эмоциями, и даже теперь не могу. Вместо того чтобы идти на встречу с Ником, я совершенно по-детски прячусь под одеялом, как будто так можно скрыть, что я на самом деле чувствую.
А что я чувствую? Ответить на этот вопрос я не сумела, только сердце у меня в груди больно сжалось, а уже через минуту я лихорадочно металась по комнате среди разбросанных вещей: нужно было срочно переодеться и хоть немного накрасить ресницы, а потом галопом бежать в кафе, чтобы успеть туда к семи.
Когда в пятнадцать минут восьмого я ворвалась в зал, Ник преспокойно сидел за самым дальним столиком и сосредоточенно копался в смартфоне.
– А я уже начал подумывать, что ты не придешь! – обрадовано воскликнул он, поднимая на меня светлые прозрачные глаза. – Расстроилась из-за списков? – встревоженно спросил он, едва я подошла и села напротив.
– А ты бы не расстроился? – жалобно протянула я.
– Я – нет, – уверенно ответил Ник. – У меня этих кастингов было – завались! И на каждом втором мне отказывали. – И, перехватив мой недоверчивый взгляд, добавил: – Ну ладно, не на каждом втором, но все-таки отказывали. Поэтому брось переживать: ничего страшного не случилось! Ты нам всем в принципе понравилась, но Паша, наш хореограф, не видит тебя в команде. Он говорит, ты для нас слишком колоритная.
– Это значит – толстая и страшная? – еле сдерживая слезы, спросила я.
– Нет, колоритная – это значит колоритная. – Никита внимательно посмотрел мне в глаза и вздохнул: – Надеюсь, у тебя нет этого идиотского комплекса неполноценности?
– А что, если есть?
– Тогда нам будет тяжело общаться, потому что люди с комплексом неполноценности все время думают только о себе и о том, какое впечатление они производят. А я бы хотел, чтобы ты хоть немножко думала и обо мне тоже.
