К удивлению Мэтти, сегодня ему непросто было отыскать тропу. Такого с ним еще никогда не случалось. Кира терпеливо ждала позади него, пока он изучал несколько входов в Лес с той поляны, где они ночевали.
— Странно, я так часто здесь ходил, — проговорил он. — Я столько раз ночевал здесь. И я всегда следил за тем, чтобы тропа была расчищенной и заметной. А теперь…
Он отвел рукой кусты, посмотрел на открывшуюся землю, затем вытащил нож из кармана и срезал ветки.
— Тут, — сказал он, указывая рукой, — вот тропа. Но почему-то разрослись кусты и скрыли ее. Странно, да? Я всего полтора дня назад проходил тут. Я точно помню, что таких разросшихся кустов здесь не было.
Он отвел рукой густой кустарник, чтобы Кире было легче пройти, и с удовольствием отметил, что ее шаги, несмотря на израненные ноги, были твердыми и не причиняли ей боли.
— Я могу расчищать путь палкой, — сказала она, — видишь?
Она подняла палку и приподняла толстый вьюн, перебросившийся с одного дерева на другое и превратившийся в преграду на высоте ее плеч. Согнувшись, они вместе прошли под вьюном. Но тут же заметили, что впереди им преграждают дорогу новые вьюны.
— Я их срежу, подожди здесь, — сказал Мэтти.
Кира и неожиданно тихий Шкода у ее ног стали ждать, пока Мэтти срежет все плети, висевшие на уровне их лиц.
— Ой, — сказал он и сморщился.
Из одного из срезанных стеблей на него капнул едкий сок, оставив на руке ожог. Он как будто прожег ткань рукава.
— Смотри, чтобы на тебя не упало, — крикнул он Кире и показал ей, чтобы шла вперед.
Они осторожно прошли через запутанный лабиринт вьюнов. Мэтти со своим ножом шел впереди. Сок растений вновь и вновь капал ему на руки, и его рукава стали совершенно дырявыми, а кожа под ними невыносимо горела. Теперь они шли очень медленно, а когда наконец растения расступились и тропа освободилась от густых вьюнов (которые, как они обнаружили, тут же отрастали заново после того, как их срезали), они остановились на отдых. Начинался дождь. Деревья над их головами были настолько густыми, что влага едва долетала до земли, но листья были сырыми и неприятно холодили их плечи.
— У тебя есть еще эта мазь на травах? — спросил Мэтти.
Кира достала ее из кармана и протянула ему. Он закатал рукава и стал изучать свои руки. Вся кожа была испещрена узором из воспаленных рубцов и сочащихся нарывов.
— Это от сока, — сказал он и стал мазать свои раны.
— Видимо, мой свитер толстый и защищает меня. Больно?
— Нет, не очень, — соврал Мэтти. Он не хотел ее беспокоить, хотя боль была невыносимая, руки горели огнем. Приходилось задерживать дыхание и прикусывать язык, чтобы не закричать.
В какой-то момент он подумал, что мог бы воспользоваться своим даром и извести жгучую сыпь на руках. Но он знал, что делать этого не следует. Он потратит слишком много сил, растратит свой дар, как говорил Вождь, и они пойдут медленнее. А им надо было двигаться дальше. Вокруг творилось что-то настолько жуткое, что Мэтти боялся даже думать об этом.
Кира ни о чем не догадывалась. Она никогда до этого не заходила так далеко в Лес. Ей было тяжело на второй день, но она не знала, что так быть не должно. Не понимая, какую боль испытывает Мэтти, она даже нашла повод пошутить.
— Слава богу, мой клематис не такой густой и растет не так быстро, — сказала она со смешком. — А то бы дверь не могла открыть.
Мэтти раскатал рукава поверх болезненных ожогов и вернул мазь Кире. Он заставил себя улыбнуться.
Шкода скулил и дрожал.
— Бедненький, — сказала Кира и взяла его на руки. — Ты что, испугался? На тебя капнул сок?
Она передала его Мэтти.
Ран у щенка не было, но Шкода не хотел идти. Мэтти спрятал его за пазухой; подогнув неуклюжие лапы, щенок свернулся у него на груди. Мэтти чувствовал, как крошечное сердце бьется рядом с его сердцем.
— Что это за запах? — спросила Кира, скривившись. — Похоже на компост.
— В середине Леса много гнили, — пояснил Мэтти.
— И будет еще хуже?
— Боюсь, да.
— А как там идти? Надо будет повязать тряпку вокруг носа и рта?
Он хотел сказать ей правду: «Я никогда такого не чувствовал. Я ходил десять, может, двадцать раз, но никогда этого запаха не было. Такого вообще никогда не было».
Но вместо этого он сказал:
— Да, это лучший способ, наверное. Да и мазь твоя приятно пахнет. Мы намажем ей под носом, и запах не будет чувствоваться.
— И пойдем побыстрее, — предложила она.
— Да, мы пойдем так быстро, как только сможем.
Руки стало меньше жечь, теперь они просто пульсировали и болели.
Но во всем теле чувствовался жар и слабость, словно он заболел. Мэтти хотел предложить передохнуть, расстелить одеяло и полежать немного. Но раньше он никогда не останавливался на дневку. А теперь они совсем не могли себе этого позволить. Надо было идти вперед, идти в сторону зловония. Хорошо хоть вьюнов теперь не было.
Полил холодный дождь. Вдруг Мэтти вспомнил, как от влаги начинали кудрявиться волосы Джин. Несмотря на жуткий запах, который с каждой минутой становился все сильнее, он вспомнил, как пахло от нее, когда она поцеловала его на прощание. Казалось, это было так давно.
— Пойдем, — сказал он и махнул рукой Кире.
Вождь сказал слепому, что Мэтти и Кира переночевали и теперь идет второй день похода. Он еле слышно проговорил это, сидя на стуле, где приходил в себя. Сил говорить нормальным голосом у него не было.
— Хорошо, — весело сказал слепой, который ни о чем не подозревал. — А щенок? Как поживает Шкода? Ты видел его?
Вождь кивнул.
— Все с ним хорошо.
На самом деле щенку было лучше, чем Мэтти, и Вождь это знал. И лучше, чем Кире. Вождь видел, что у нее были трудности в первый день, когда Лес изранил и истыкал ее острыми иглами. Благодаря своему дару он увидел окровавленные ступни. Он видел, как она втирает мазь и морщится, и сморщился вместе с ней. Но теперь она неплохо справлялась. Он видел это, но не стал говорить слепому, что теперь Лес нападает на Мэтти.
И еще он видел, что худшее у них впереди.
Глава 17
К вечеру второго дня Мэтти был совершенно без сил, хотя знал, что до самого страшного еще один день пути. Его руки, обожженные соком, покрылись сочащимися волдырями, распухли и горели. Тропинка почти совсем заросла, и кусты цеплялись за него, царапали воспаленные ожоги, и он уже еле сдерживался, чтобы не всхлипывать от боли.
Он больше не мог обманывать Киру и говорить, что все в порядке. Он сказал ей правду.
— И что же нам делать? — спросила она.
