— Я не знаю, — ответил он. — Наверное, можно попробовать пойти назад, но ты видишь — сзади тропинка уже полностью заросла. Не думаю, что мы сможем найти дорогу, да и второй раз я точно не пройду через эти вьюны. Посмотри на мои руки.
Он осторожно закатал свои изъеденные рукава и показал ей руки. Кира ахнула. Они уже не напоминали человеческие конечности. Они раздулись до такой степени, что кожа начала лопаться, а из трещин текла желтоватая жидкость.
— Мы уже приближаемся к середине, — объяснил он, — а когда пройдем ее, то начнем двигаться из Леса. Но нам еще долго идти, и, скорее всего, будет хуже, чем сейчас.
Стиснув зубы, бледная и испуганная, она пошла за ним, потому что выбора не было.
Когда наконец они пришли к пруду, где Мэтти обычно наполнял свою флягу и иногда ловил рыбу, он увидел, что вода застоялась. Чистая и прохладная вода теперь стала темной, в ней плавали мертвые насекомые, а запах был такой, что он мог только догадываться о его причинах.
Так что теперь их мучила жажда.
Дождь прекратился, но одежда их была липкой и холодной.
Запах усилился еще больше.
Кира помазала им обоим под носом и сделала повязки на лица, чтобы оградиться от запаха. Шкода прятался у Мэтти за пазухой.
Внезапно тропинка, та самая тропинка, по которой он всегда ходил, уперлась в болото, которого тут никогда не было. Из блестящей жижи рос рогоз с его острыми, похожими на ножи листьями. Обходного пути не было. Мэтти пристально смотрел на болото и пытался решить, что делать дальше.
— Кира, я срежу толстый стебель вьюна и сделаю из него веревку. Мы обвяжемся ей, чтобы, если кто-нибудь вдруг застрянет…
Нелепо сгибая свою распухшую руку, он достал нож и срезал длинную толстую плеть.
— Я привяжу ее, — сказала Кира, — я умею. Я столько узлов завязала на шерсти и нитках.
Гибкой плетью она ловко обвязала его за пояс, а затем и себя.
— Видишь, — проговорила она, — это быстро.
Она затянула узлы, и он увидел, что она мастерски связала их между собой, оставив достаточный кусок вьюна между ними.
— Я пойду первым, — сказал Мэтти, — буду нащупывать дорогу. Больше всего я боюсь…
Кира кивнула.
— Я знаю, трясины.
— Да. Если я начну тонуть, тебе придется сильно тянуть меня, чтобы помочь выбраться. И я тоже буду вытягивать тебя.
Пядь за пядью они пробирались через болото, высматривая кочки и наступая на них, проверяя, не сильно ли их засосет, когда оказывались в густой жиже. Острые, как ножи, листья рогоза беспощадно впивались в их ноги, а на свежую кровь налетали комары. Они по очереди выдергивали друг друга из засасывающей их жижи. Болото засосало и сорвало с ног сначала одну, а потом вторую Кирину сандалию.
Обувь Мэтти чудесным образом оставалась на его ногах. Она была покрыта толстым слоем грязи, так что казалось, что на нем тяжеленные сапоги, когда наконец он выбрался на другой берег болота. Он подождал, подтягивая веревку и помогая Кире тоже выбраться на берег.
Затем он разрезал ножом плеть, которой они были обвязаны.
— Смотри! — показал он на свои ноги, облепленные грязью, которая уже начинала высыхать и превращаться в корку. Ему на секунду почему-то стало смешно при виде таких нелепых сапог.
Но тут он увидел босые ноги Киры и вздрогнул. Они были все изранены, сочились кровью из открывшихся старых ран и из новых порезов от рогоза. Мэтти спустился в болото, набрал в ладони жидкой грязи и осторожно намазал ее ступни и ноги, чтобы с помощью этой густой и прохладной жижи остановить кровотечение и снять боль.
Сквозь кроны деревьев он посмотрел на небо, чтобы понять, который час. Переход через болото занял у них много времени. Руки служили ему плохо, но он все еще мог держать ими нож. Кира села на корточки рядом с ним, пытаясь отдышаться. Из-за вони дышать было трудно, он чувствовал, как задыхается щенок у него за пазухой.
Он заставил себя говорить уверенно.
— Иди за мной, — сказал он, — кажется, середина прямо перед нами. Скоро стемнеет. Надо будет найти место для ночлега, и завтра утром мы начнем последний отрезок пути. Тебя ждет отец.
Он медленно пошел вперед, и Кира встала на свои израненные ноги и последовала за ним.
Мэтти чувствовал, что периодически забывается, ему начало казаться, что он вышел из своего тела. Ему это нравилось, потому что так он не чувствовал боли. Он мысленно парил над собой и смотрел вниз, на тяжело, но упорно идущего мальчика, который ступал по темному колючему подлеску и вел за собой хромую девушку. Ему было жалко обоих, он хотел их позвать так же легко воспарить и полететь рядом с ним. Но у его бестелесной сущности не было голоса, и он не мог крикнуть тем, кто был внизу.
Это был бред, уход от действительности, и долго это продолжаться не могло.
— Можем ненадолго остановиться? Мне надо передохнуть. Прости, — голос Киры был слабым, его приглушала ткань, которой она закрыла рот.
— Давай сюда, тут небольшая полянка. Сможем сесть, — показал Мэтти и повернул в сторону. Добравшись до полянки, он снял со спины сложенное одеяло и положил его, как подушку. Они рухнули на землю рядом друг с другом.
— Смотри, — Кира показала ему на свою юбку. Синяя ткань выцвела и была вся в лохмотьях.
— Похоже, ветки тянутся ко мне, — проговорила она. — Острые, как ножи. Они режут мою одежду. — Она разглядывала испорченную юбку и длинные безобразные разрезы. — Но они не дотягиваются до моего тела. Словно ждут чего-то. Дразнят меня.
На одно ужасное мгновение Мэтти вспомнил, как Рамон описывал ему Хранителя Запасов, задушенного Лесом, чье тело нашли опутанным вьюнами. Интересно, Лес небось тоже сначала дразнил его, обжигал и резал, прежде чем устроил ему такую зверскую смерть.
— Мэтти, скажи что-нибудь.
Он встряхнулся. Опять уплыл мыслями куда-то.
— Извини, — проговорил он, — я не знаю, что сказать. Как твои ноги? — вспомнил он.
Он увидел, что она дрожит, и посмотрел вниз. Грязь, которой он обмазал ей ноги, превратилась в корку и отвалилась. Кожа на ногах была изрезана в лохмотья.
— А теперь ты посмотри на свои руки, — сказала она.
Его рваные рукава были покрыты пятнами от сукровицы, сочившейся из ран.
Он вспомнил свою жизнь в Деревне, где более сильный человек всегда охотно помогал тому, кому трудно идти. Где человеку с поврежденной рукой всегда помогали до тех пор, пока он не выздоравливал.
Ему послышались звуки, и он решил, что это звуки Деревни: тихий смех, спокойные разговоры и шум повседневной работы и счастливой жизни. Но это был лишь обман слуха, он выдавал желаемое за действительное. Это было лишь скрипучее квакание жабы, еле слышное шуршание грызунов в кустах и булькание воздуха, выпускаемого каким-то зловещим существом из-под темной воды лесного озера.
