— Такая слабость, — ответила она, — сейчас.
Она глубоко вздохнула и, с трудом опираясь руками о землю, заставила себя сесть.
— Что у тебя на лице? — спросила она.
Он потрогал верхнюю губу, на которую она указывала, посмотрел на нее и увидел, что она в крови.
— Кровь из носа, — сказал он озадаченно.
Она протянула ему тряпку, которой накануне закрывала лицо, и он приложил ее к носу, чтобы остановить кровь.
— Сможешь идти? — спросил он спустя какое-то время.
Она покачала головой.
— Мне очень жаль. Мне очень жаль, Мэтти.
Он не был удивлен. К ночи, разорвав ее платье, колючие ветки добрались до ее ног, и теперь он видел, что она страшно изранена. Раны были глубокие, в них он различал мышцы и сухожилия — они блестели желтым и розовым, это была красота разрушения.
Мэтти и сам теперь если б и мог идти, то ковыляя. Его руки были полностью выведены из строя, ладони напоминали гигантские лапы. Он не мог как следует удерживать нож в руках.
Про Шкоду трудно было что-то сказать. Щенок неподвижно лежал у него на груди.
Он вяло смотрел, как коричневая ящерица с юрким язычком, волоча за собой хвост, карабкается по их одеялу.
— Ты иди, — прошептала Кира, легла и закрыла глаза. — А я просто посплю.
Он неловко протянул свои израненные руки к ее рюкзаку, который лежал рядом с ней там, где она уронила его накануне. Сквозь боль он понял, что пальцы все еще слушаются его, хотя и двигаются очень неловко. Он открыл рюкзак и вытащил рамку с вышивкой. Преодолевая боль, медленно он вставил нитку в иголку. Затем стал трясти ее.
— Не надо. Я не хочу просыпаться.
— Кира, — позвал он, — возьми это.
Он протянул ей рамку.
— Попробуй еще раз. Пожалуйста. Посмотри, где Вождь, если можешь.
Она посмотрела, моргая, на рамку так, словно не узнавала ее. Мэтти вложил ей иголку в правую руку. Он начал что-то вспоминать. Он однажды что-то такое говорил Вождю о встрече на полпути.
Но она вновь закрыла глаза. Он громко заговорил с ней:
— Кира! Воткни иголку в ткань. И попробуй встретить его. Попробуй, Кира!
Кира вздохнула и слабым движением воткнула иголку в вышивку, которую он держал перед ней. Ничего не произошло. Ничего не изменилось.
— Еще раз! — умолял он.
Он увидел, что ее руки задрожали и начали светиться.
Вождь почувствовал, что Лес нападает на него, на второй день. Возможно, Лес начал раньше, своими острыми прутьями — он помнил, что один едва не выколол ему глаз, — но он был так сосредоточен на поиске тропинки, что не обращал внимания на небольшие ранки. Он брел через густые заросли, не думая об опасности; он думал только о том, чтобы найти этих двоих, которые, он видел, были так близки к смерти. Он не ел и не спал.
Запах он почувствовал наутро второго дня, и он заставил его ускорить шаг. Он продирался напрямую, не уклоняясь, сквозь цепляющиеся ветки, не обращая внимания на шипы, которые царапали его руки и лицо.
Он дошел до места, где тропинка просто обрывалась. Озадаченно остановился и стал разглядывать подлесок. Откуда-то из-под кустов выползла ярко-зеленая лягушка.
— Черререк.
— Черререк.
Она стала двигаться в его сторону, затем повернулась и начала прыгать от него. К своему удивлению, Вождь последовал за лягушкой, продираясь сквозь густые кусты, и понял, что лягушка привела его к тому месту, где тропинка вновь появилась. Он с облегчением (потому что думал, что уже заблудился) продолжил путь. Но теперь он почувствовал, что на него нападают. Теперь он видел, что это не просто случайные колючие ветки, а Лес сам ополчился на него.
Внезапно воздух вокруг наполнился жужжащими насекомыми. Они летели ему в лицо и безжалостно кусали. Ему вспомнилось, как в книгах описывают осаду средневековых замков, когда воины выпускали такое количество стрел, что небо, казалось, было заполнено ими. Что-то подобное он ощущал и сейчас. Он почувствовал тысячи укусов и вскрикнул.
Но тут так же внезапно насекомые улетели. Он подумал, что они готовят новое нападение. И поспешил вперед, думая уйти из болотистого места, где укрывались и размножались эти твари. И в самом деле, тропинка повернула и вывела его на более сухое место. Но здесь откуда-то на него вылетел острый камень и рассек кожу на колене. Затем еще один поранил его руку так сильно, что ему пришлось туго обмотать ее тканью, чтобы не потерять слишком много крови и не ослабнуть безнадежно.
Спотыкаясь и кровоточа, он подумал, что надо было взять хоть какое-то оружие. Но что защитило бы его от самого Леса? Это была слишком огромная сила, чтобы сражаться с ней ножом или дубиной.
Наш дар — вот наше оружие, вспомнил он свои слова, сказанные слепому. Казалось, это было так давно. Тогда он чувствовал себя таким уверенным, а сейчас не мог даже понять, что он хотел этим сказать.
Он немного постоял. Теперь его лицо было изуродовано, оно распухло от укусов, из которых сочилась какая-то темная жидкость. Кровь текла из левого уха, в которое попал острый, как бритва, камень. Одну из его лодыжек обвил вьюн, который рос так быстро, что Вождь видел, как он двигается, змеясь, по направлению к колену. Он понял, что скоро вьюн обездвижит его и вернутся насекомые, чтобы добить свою жертву.
Он повернулся туда, где, как он знал, была середина Леса, где попали в ловушку Мэтти и Кира, и приказал себе заглянуть за предел. Больше ему ничего не остается, решил он.
Глава 20
— Что ты видишь? — хрипло спросил ее Мэтти.
Но Кира ответила не сразу. Ее глаза были закрыты, а пальцы двигались как во сне. Иголка входила в ткань и выходила из нее, входила и выходила.
Он поднял голову и попробовал осмотреться. Но его глаза заплыли, а когда он поднялся, кровь все еще текла из носа. Поэтому он застонал и вновь лег. Когда он ложился, то почувствовал, как слабое тельце щенка пошевелилось у него за пазухой.
Мэтти никогда не чувствовал такой всеобъемлющей грусти. Его первая собака умерла в старости, мирно и в полной готовности к этому. Но Шкода был всего лишь щенком, он только начинал знакомиться с жизнью. Он был таким веселым, любопытным и игривым. Казалось невозможным, что совсем скоро он станет безжизненным тельцем.
Но это так, подумал он. Все вызывало у него грусть: Деревня, которая больше не была такой прекрасной, как раньше, Кира, которая не была молодой энергичной женщиной, которую он всегда знал. А Вождь? Он стал думать о том, что сейчас происходит с ним.
Вдруг Кира как будто очнулась. Она зашептала:
— Он идет. Он близко.
Ее голос звучал прямо за ним, совсем близко от ушей Мэтти, потому что он лежал, свернувшись рядом с ней. Но в то же время голос доносился издалека, как будто она удалялась от него.
