За все время нашего разговора никто из мужчин, сидевших за столиками, не издал ни звука. Ни один из них не повернулся, чтобы взглянуть на нас. Они просто сидели, сгорбившись, на стульях – не выпивали, не курили, не переговаривались между собой. Лишь сидели и слушали. Только сейчас до меня дошло, что они очень крупные, могучие и что их неподвижность неестественна. Что за ней – крайняя настороженность. И что если я откажусь выполнить требование Мэри, то просто не выйду отсюда живым.
Так что выбора у меня просто не было.
– Я это сделаю, – сказал я, – и будь ты проклята за то, что заставила меня.
Мэри подошла, собираясь обнять меня, но я грубо оттолкнул ее.
– Нет! Я сделаю это для тебя, и мы в расчете. А впредь я не желаю ни видеть тебя, ни даже думать о тебе.
На протяжении долгого, непостижимо растянувшегося мгновения Мэри молча разглядывала меня. Я лгал, потому что никогда не хотел ее так сильно, как в те секунды. Я видел, что и она знает, что я лгу. Наверно, если бы она хоть тенью знака дала понять, что понимает мою неискренность, я ударил бы ее. Но она этого не сделала.
– Ладно, – сказала она. – Если ты сдержишь свое слово…
Она повернулась и вышла. Я знал, что не увижу ее больше никогда.
Лиам соизволил проводить меня до двери.
– Будь поосторожнее с посылкой, не держи ее под дождем, – сказал он, вручая мне зонтик. – Она испортится, если отсыреет.
В здании космопорта Шэннон меня сразу же встретили представители Планетарной безопасности. Двое здоровенных мужчин в форме Ирландской службы безопасности на транспорте встали вплотную по бокам от меня, а их начальник-пришелец сказал:
– Будьте любезны, сэр, пройти с нами. – Эти слова не допускали возможности возражения.
«О Мэри, – грустно подумал я. – У тебя в организации есть предатели. Помимо меня».
– Я возьму с собой багаж?
– Не беспокойтесь, сэр, мы присмотрим за ним.
Меня отвели в полицию.
Через пять часов я поднялся на борт лайтера. Задерживать меня было не за что, потому что в моих вещах не оказалось ничего незаконного. Полученную от Лиама коробку я как следует намочил в умывальнике гостиничного номера и пораньше утром выбрал на улице укромное место, где меня никто не видел, и утопил ее в ливневом водостоке. Мы быстро выбрались на орбиту, где поджидал звездолет, превосходивший размером самый большой небоскреб. Вряд ли стоит называть его имя, поскольку он если и вернется на эту планету, то лишь через несколько столетий. Вплывая в переходный туннель, я отчетливо понимал, возврата для меня нет. Земля будет легендой, которую я расскажу своим детям, и набором сентиментальных выдумок, которые они преподнесут своим.
Родной мир быстро съежился за кормой и исчез из виду. Я смотрел сквозь стену черного стекла на космос, испещренный звездами и галактиками, и не имел ни малейшего представления о том, где нахожусь и куда могу направляться. Мне казалось, что все – каждый человек – это корабль, лишенный гавани, куда можно бы пристать, это моряк, заблудившийся на просторах суши.
Я частенько говорил, что могу плакать лишь по моим родным и по Ирландии. Я плакал, когда умерла мать, плакал, когда всего лишь годом позже сердечный приступ свел в могилу отца. Моя сестричка не пережила тех самых родов, которые убили нашу с нею мать, поэтому часть пролитых мною слез предназначена и ей. Потом пьяный водитель задавил моего брата Билла, и я тоже плакал, и у меня больше не осталось родных. Теперь у меня есть только Ирландия.
Но и этого достаточно.
Либертарианская Россия
Под колесами мотоцикла Виктора разматывались миля за милей, неделя за неделей. Иногда он позволял себе днем остановиться на какой-нибудь ферме и купить еды, которую готовил к ужину на костре. Ночевал он под звездами, проигрывая в голове старые кинофильмы про ковбоев. Никуда не торопясь, он петлял по извилистым окольным дорогам, ведущим через Уральские горы, и где-то там пересек границу между Европой и Азией. Екатеринбург, где из-за высокой плотности населения вмешательство властей в частную жизнь горожан достигло чуть ли не московского уровня, он объехал по широкой дуге и вернулся на примитивное, до смешного, трансконтинентальное шоссе. Когда он проезжал через мрачно-бурые развалины индустриального пригорода, ему повстречалась женщина в высоких сапогах-чулках. Она подняла руку жестом, каким в этих всеми забытых местах приветствуют любого водителя, который мог бы за мелкую денежку подвезти пешехода.
Как правило, Виктор не останавливался. Но слишком уж броской оказалась внешность женщины – помимо упомянутых сапог на ней были лосины с леопардовым узором и модная дутая куртка, плотно облегавшая талию, широкая в плечах, позволявшая хорошо разглядеть верх грудей, похожих на два спелых граната, лежащих на блюде. Под ногами у нее стоял пластиковый рюкзак. Она выглядела так, будто только что сошла с рекламного плаката. И еще она наводила на мысль о серьезных неприятностях.
Виктор очень давно сталкивался с серьезными неприятностями. И потому он остановился.
– На восток едешь? – спросила женщина.
– Угу.
Она окинула взглядом россыпь значков, украшавших его кевлокожаную куртку – политики, которым не светит избрание, лозунги, которым никто никогда не последует, – и шевельнула ярко накрашенными губами в чуть заметной улыбке.
– Либертарианец, да? А ты понимаешь, что такого явления, как либертарианская Россия, не существует? Это несовместимые понятия такого же рода, как травоядный тигр или честный полицейский.
Виктор пожал плечами:
– Тем не менее вот он, я.
– Тебе только так кажется. – И тут же сделалась чрезвычайно деловитой: – Если подвезешь меня, я у тебя отсосу.
В первую секунду Виктор совсем растерялся. Потом сказал:
– Вообще-то я еду очень далеко. Через всю Сибирь и, наверно, остановлюсь лишь около Тихого океана.
– Отлично. Каждый день по разу, пока мы едем вместе. Лады?
– Лады.
Виктор перенастроил корму мотоцикла, чтобы попутчице было где сидеть и было где устроить ее рюкзак, повысил давление в шинах для компенсации дополнительного груза. Она пристроилась у него за спиной, и они покатили на восток.
На закате они остановились и разбили лагерь в сосновом мелколесье близ развалин поста ГАИ. Когда они поставили складные палатки (палатка женщины была размером с ее кулачок, но в установленном виде представляла собой довольно внушительное сооружение, Виктор же возил с собой самый маленький тент, какой только смог найти) и развели костер, женщина расплатилась за минувший день. Потом, когда Виктор резал купленную ранее курицу, они понемногу разговорились.
– Ты не сказала, как тебя зовут, – сказал Виктор.
– Светлана.
– Просто Светлана?
