Даргер недовольно покачал головой:
– Я отказываюсь доверять не только людским женщинам, но любым пронырам женского пола. И говорю, исходя из печального – и неоднократного! – опыта.
– Что ж, если ты твердо решил не брать в дело это невинное юное создание, – сказал Довесок, скрестив руки на груди, – то мне придется предложить тебе обойтись и без меня.
– Любезный сэр!..
– Я не могу поступаться принципами.
Даргеру стало ясно, что продолжение спора не имеет смысла. Поэтому он, сделав максимально хорошую мину, вышел обратно в приемную со словами:
– Мы берем вас в дело, дорогая. – Он достал из кармана пиджака украшенный филигранными узорами крохотный серебряный флакон, открутил крышку и вытряхнул на ладонь находившуюся там единственную таблетку. – Проглотите, и к утру у вас появится та самая татуировка, которая нам нужна. Вы, несомненно, захотите предварительно посоветоваться со своим аптекарем, чтобы…
– О, я верю вам. Если бы вам требовалось всего лишь подцепить кого-нибудь на бабу, вряд ли вы стали бы дожидаться меня. Среди этих девушек наверняка были очень горячие штучки. – Тауни проглотила таблетку. – Так что за кидок вы затеваете?
– Мы собираемся провернуть дело с черными деньгами, – сказал Довесок.
– О, я всегда мечтала попробовать силы в таком деле! – Восторженно взвизгнув, Тауни обняла своих новых партнеров.
У Даргера так и чесались руки проверить, на месте ли его бумажник, но он удержался.
На следующий день носильщики-зомби притащили в гостиницу десять коробок черных денег – на самом деле, прямоугольных обрезков бросового пергамента, окрашенного в черный цвет в далеком Виксбурге, – и, по указанию Довеска, сложили в гостиной под дверью Тауни – центральной двери трехкомнатных апартаментов, так что она могла выйти или войти только через комнаты мужчин. А потом, оставив леди заниматься одеждой и косметикой, ее новые партнеры отправились на встречи со своими уважаемыми клиентами.
Даргер начал с делового припортового района.
Контора крупного биржевика Жан-Нажина Лафитта отличалась не только роскошью, но и хорошим вкусом, а главной деталью ее оформления был череп мауизавра, украшенный резными раковинами в серебряной оправе. «Герцог» Лафитт, как он любил величать себя, или «пират» Лафитт, как называло его большинство, был худощавым, но представительным мужчиной с оливковой кожей, длинными волнистыми волосами и усиками столь тонкими, что можно было подумать, что их нарисовали карандашом для бровей. Трости, которой обычно пользовались богачи, он предпочитал привешенный к поясу свернутый кнут.
– Одолжить слиток серебра! – воскликнул он. – Никогда не слыхал о подобном.
– Вообще-то вопрос относительно простой, – ответил Даргер. – Серебро служит катализатором для некоего биоиндустриального процесса, суть которого я не имею права вам раскрыть. Схема предусматривает превращение серебряного слитка в своего рода коллоид, который по окончании процесса восстановится в металлическое состояние и вновь обретет форму слитка. Вы совершенно ничего не потеряете. Более того, ваше имущество будет отвлечено всего лишь на… ну, для верности, на десять дней. За что мы готовы предложить вам десять процентов от вашего капиталовложения. Весьма неплохая выручка за дело, не связанное ни с малейшим риском.
Губы торговца чуть заметно искривились в жестокой улыбке.
– Риск есть хотя бы в том, что вы можете забрать серебро и сбежать с ним.
– Чрезвычайно обидное предположение, и если бы его высказали не вы, а не столь высоко уважаемый мною человек, ему это не сошло бы с рук. Впрочем… – Даргер указал в окно на склады и перегрузочные здания, в которых кипела бурная деятельность. – Насколько я понимаю, вам принадлежит добрая половина того, что мы тут видим. Сдайте нашему консорциуму помещение, в котором мы будем проводить работу, и поставьте вокруг сколько угодно охраны. Мы доставим туда аппаратуру, а вы – серебро. Согласны?
Пират Лафитт на мгновение заколебался. А потом рявкнул:
– Идет! – и протянул руку. – За пятнадцать процентов. Плюс оплата аренды дома.
Они пожали друг другу руки, и Даргер сказал:
– Вы ведь не будете возражать, если слиток проверит авторитетный пробирщик?
Тем временем Довесок во Французском квартале вел точно такой же разговор с высокомерно-язвительной женщиной в строгом черном одеянии, которая была не только мэром Нового Орлеана, но и владела самым крупным и популярным борделем города. За ее спиной молча стояли в настороженных позах двое одетых в униформу обезьяно-людей с Северо-Запада Канады; на лицах обоих застыло выражение с трудом сдерживаемой ярости, что присуще животным, разум которого развили почти – но не совсем – до человеческого уровня.
– Пробирщик? – резко бросила она. – А что, моего слова вам недостаточно? В таком случае стоит ли нам вообще вести общие дела?
– На все ваши вопросы, мадам-мэр Трежоли, ответ будет «да», – дружелюбнейшим тоном ответил Довесок. – Пробирный анализ нужен исключительно для вашей безопасности. Как вы, несомненно, знаете, серебро очень легко фальсифицировать с помощью других металлов. Когда мы завершим работу с серебром, коллоид будет вновь сгущен, и металл восстановится в виде слитка. Вы наверняка захотите убедиться в том, что слиток, вернувшийся к вам, будет точно соответствовать тому, который вы одолжите нам.
– Хм-м-м… – Они сидели в вестибюле maison de tolerance
[12], принадлежавшего мадам-мэру; она в массивном кресле с яркой обивкой, сходство которого с троном скорее всего не могло быть случайным, а Довесок устроился перед нею на деревянном складном стульчике. Поскольку только-только перевалило за полдень, заведение еще не работало, однако посыльные и всякая мелкая шушера из правительственных учреждений поминутно носились взад-вперед. Вот и теперь один из них, склонившись, шептал что-то в ухо мадам-мэра Трежоли. Она отмахнулась от него.
– Семнадцать с половиной процентов. Соглашайтесь или проваливайте.
– Меня это устраивает.
– Отлично, – сказала Трежоли. – Сейчас у меня будет встреча с начальником зомби. Придвигайте стул к моему креслу и посмотрите. Раз уж нам предстоит работать вместе, вам это, вероятно, будет полезно.
В зал вошел румяный толстяк, которого сопровождали с полдюжины зомби. Довесок с любопытством разглядывал их. Пусть глаза у них были тусклыми, лица – неподвижными, а кожа имела крайне нездоровый цвет, они все же совершенно не походили на полусгнившие трупы из легенд Утопии. Они скорее выглядели как поденные рабочие, доработавшиеся до полного изнеможения. В чем скорее всего и было дело.
– Доброе утро! – провозгласил толстяк, бодро потирая руки. – Я привел группу должников, осужденных на неделю. Положенное время они отработали и заслужили восстановление и свободу.
– Я как раз думал об источниках вашей недобровольной рабочей силы, – сказал Довесок. – Значит, это те несчастные, кому не повезло набрать неоплатные долги?
