– Совершенно верно, – кивнул начальник зомби. – Новый Орлеан не одобряет варварскую и дорогостоящую практику содержания долговых тюрем. У нас злостных должников подвергают химической обработке, лишающей их самостоятельного мышления, и отправляют на работу, пока они не выплатят долг обществу. Что к нынешнему дню смогли сделать эти счастливчики. – И добавил, игриво подмигнув: – Следует помнить об этом, если собираетесь влезть в долги наверху. Позволите приступить, мадам-мэр Трежоли?
– Приступайте, мастер Боунс.
Мастер Боунс сделал повелительный жест, и вперед, шаркая ногами, вышел первый зомби.
– Из-за собственного расточительства ты впал в долги, – сказал Боун, – но честной работой заслужил свободу. Открой рот.
Бледное существо повиновалось. Мастер Боунс взял ложку, запустил ее в солонку, стоявшую на ближнем столе, и высыпал соль на язык зомби.
– Глотай.
С мужчиной произошло в несколько этапов поразительное изменение. Он выпрямился и с напряженным вниманием огляделся по сторонам.
– Я… – сказал он, – теперь я вспомнил. Моя… моя жена?..
– Помолчи, – перебил его начальник зомби. – Церемония еще не окончена. – Охранники-канадцы немного переместились, на тот случай, чтобы защитить свою хозяйку, если сбитый с толку бывший зомби попытается напасть на нее.
– Объявляю, что ты вновь являешься свободным гражданином Нового Орлеана и никому ничего не должен, – важно произнесла Трежоли. – Иди и впредь трать деньги с умом. – Она выдвинула вперед ногу и поддернула юбку выше щиколотки. – Теперь можешь поцеловать мою ногу.
– Так просил ты или нет, чтобы Трежоли открыла тебе кредитную линию в своем заведении? – поинтересовалась Тауни, когда Довесок доложил соратникам о своих переговорах.
– Конечно, нет! – воскликнул Довесок. – Я популярно объяснил ей, что всегда стремился завести небольшой высококлассный бордель, предназначенный для меня одного. Гарем своего рода, но с переменным штатом высокооплачиваемых работниц. И предположил, что вскоре у меня появится возможность обратиться к ней, чтобы она подобрала подходящую гостиницу и создала в ее здании такое заведение для меня.
– И что же она сказала?
– Сказала, что вряд ли я понимаю, насколько дорогостоящей окажется подобная затея.
– А ты ей?
– Что за деньгами дело не станет, – беззаботно ответил Довесок. – Потому что я ожидаю, что в ближайшее время их окажется очень много.
– Ой, парни, вы такие прикольщики! – радостно воскликнула Тауни.
– Кстати, – сказал Даргер, – доставили твое новое платье.
– Я уже посмотрела его. – Тауни скорчила недовольную рожу. – Оно вовсе не рассчитано на то, чтобы показывать мою фигуру в наилучшем виде – да и вообще, ни в каком виде, если уж на то пошло.
– Да, оно агрессивно благопристойное, – согласился Даргер. – Но ведь ты изображаешь очень скромную и неопытную девушку. И для ее невинного взгляда Новый Орлеан представляется до ужаса испорченным, прямо-таки выгребной ямой похоти и связанных с нею грехов. И следовательно, ей необходима постоянная защита в виде неброской одежды и преданных мужчин самых высоких моральных качеств.
– Более того, – добавил Довесок, – она является самым слабым местом наших планов, потому что любой, кто предъявит права на ее татуировку, да еще и знает ее значение, может обойтись целиком и полностью без нас, просто-напросто похитив ее на улице.
– О! – негромко пискнула Тауни, явственно ощутив стремление пробудить защитные инстинкты у всех мужчин, находящихся поблизости.
Довесок инстинктивно шагнул к ней и лишь потом спохватился и улыбнулся, как хищник, каким он и был:
– У тебя все получится.
Встреча с третьим потенциальным инвестором состоялась тем же вечером в полутемном клубе на захудалой окраине Французского квартала – потому что развлечения, предоставляемые здесь, были слишком уж низкопробными даже для этого района, известного своим свободомыслием. Нездорово бледные официантки безжизненно передвигались между столиками, принимали заказы и подавали выпивку, а маленький джаз, состоявший только из медных духовых и ударных инструментов, сопровождал столь же непотребной музыкой представление, разворачивавшееся на сцене.
– Вижу, вы не особый поклонник живых секс-картин, – заметил начальник зомби Джереми Боунс. В свете чайной свечи, горевшей на столике, капли пота, выступившие на его лице, сияли, как подсвеченные дождинки.
– Сценический успех подобных зрелищ целиком и полностью зависит от того, в какой степени они соответствуют сексуальным представлениям каждого из посетителей, – ответил Даргер. – Признаюсь, что мои лежат в несколько ином направлении. Но не беспокойтесь на этот счет. Давайте лучше вернемся к делу. Насколько я понимаю, условия вас устраивают?
– Устраивают. Мне только непонятно, почему вы так настаиваете на том, чтобы пробирный анализ проводил Банк Сан-Франциско, когда в Новом Орлеане имеются несколько своих вполне крупных финансовых учреждений.
– Все они в той или иной степени принадлежат вам, мадам-мэру Трежоли и Герцогу Лафитту.
– Вы имеете в виду Пирата Лафитта? Пробирный анализ есть пробирный анализ, а банк есть банк. Так какая вам разница, кто именно его проведет?
– Нынче днем вы привели к мэру шестерых зомби, которых нужно было освободить. Если исходить из того, что это самый обычный день, то за год у вас наберется примерно сотни три зомби. Однако же зомби осуществляют всю черную работу в городе, а на плантациях, вытянувшихся вдоль реки, работают еще десятки тысяч.
– Многие должники приговорены к многолетним срокам.
– Я навел кое-какие справки и выяснил, что корабли Лафитта еженедельно завозят около пары сотен заключенных из поселений и территорий по Миссисипи до Сент-Луиса.
На лице толстяка появилась улыбочка:
– Совершенно верно: многие правительственные органы считают, что дешевле будет заплатить нам за то, что мы будем возиться с их смутьянами, чем строить для них тюрьмы.
– Мадам-мэр Трежоли приговаривает этих несчастных к принятой в городе системе наказания, вы платите ей с каждой головы, и после того, как их превращают в зомби, вы сдаете их для черных работ по ценам, которые наниматели находят чрезвычайно привлекательными. И те, кто попадает к вам на работы, редко освобождаются.
– Когда правительственные чиновники либо родственники предоставляют бумаги, в которых говорится, что человек выплатил обществу свой долг, я с превеликой радостью отпускаю его на волю. Правда, таких документов мне приносят не так уж много. Однако те, кто приходит с ними, всегда могут найти меня без всякого труда. И какие же претензии имеются у вас к нашим порядкам?
– Претензии? – удивленно повторил Даргер. – У меня нет никаких претензий. Это ваши порядки, и не мне, постороннему, судить о них. Я всего лишь объясняю, почему хочу поручить пробирный анализ независимому банку.
