– Да, это я сгоряча, ты права… Пусть бы жил. Подумаешь, по одной женщине в год к реке отводят. Сами отводят, не он ворует! Людей все равно просто так мрет намного больше.
Она вскрикнула:
– Я не о том! Почему везде каких-то баб спасаешь?
Он подумал, ответил в недоумении:
– Да не совсем как бы баб… В жертву дивам отдают самых красивых, а то вдруг обидится… А красивых, как говорил дядя Рокош, надо спасать в первую очередь, чтобы род людской жил радостно.
Она прошипела:
– Ах, красивых?.. Ты такой бабник?.. Родину спасать нужно, а не каких-то баб!
– Так не каких-то, – ответил он резонно. – Только красивых. Хотя, говорят, лучше бы спасать умных, чем красивых, но как-то не получается. Или умных драконы не восхищают… в смысле, не похищают? Ладно, мы не о том…
Она злобно пискнула:
– О том!.. Ты совсем голову потерял из-за юбок!.. Только и слышу, как то одну дуру спас, то другую, то третью…
Он вздохнул.
– Я виноват, что они дуры? Зато краси… в общем, я же не сам их выискивал, народ просил, я вмешивался. Иногда и сам, если успевал раньше народа. Но это так, попутно.
Она прошипела:
– Ах, попутно? А чем ты занимаешься еще?
Он вздохнул.
– Как я понял, от завтрака отказываешься?
Она вскочила, пропищала гневно:
– Как это отказываюсь, как это отказываюсь? А разве вчера я не все съела?
– Не получилось, – сообщил он. – Хотя ты старалась, подтверждаю. Ты в самом деле старательная и настойчивая, молодец.
Она посмотрела с подозрением, однако говорит очень серьезно, лицо хмурое, никакой улыбки. Пока умывалась, он вытащил из сумки и разложил все так же на чистой тряпочке пару ломтей мяса, козий сыр и хлеб.
– Ешь, – велел он, – я же вижу, ты исхудала.
– Это я расту, – сообщила она. – А ты любишь толстых?.. Или каких? Говори, а то есть не стану и умру с голоду.
Он сдвинул плечами.
– Не знаю. Мне как-то все равно.
Она сказала настойчиво:
– Нет, ты скажи! Обрисуй, какой на твой взгляд должна быть самая лучшая на свете женщина? Я имею в виду, по внешности!
Он ответил, не задумываясь:
– Как ты.
Она охнула, то ли не поняв, то ли не поверив.
– Что-что? Как я?
– Да.
– Ты же сказал, я худая!
Он ответил с тем же равнодушием:
– Значит, мне худые нравятся.
– А если бы стала толстой-претолстой?
– Тогда, – ответил он тем же тоном, – нравились бы толстые. Наверное.
Она замерла, глядя на него вытаращенными глазами.
– Ютланд… Ты меня просто убил. Никто и никогда мне не говорил таких изысканных и громадных, как вон та гора, комплиментов!.. Теперь я понимаю, почему так за тобой гналась! А ты почему так далеко забрался? Я шла по твоему следу, а он то приближался, то отдалялся, почти отпрыгивал… Чего это ты распрыгался? Это несерьезно, мужчины так себя не ведут. Это мне можно, я же дурная, хоть и красивая, а ты должен быть солидным и неповоротливым для важности и спесивости… Я даже в подземный мир спускалась, потому что мне сказали, что ты там побывал…
Она взяла наконец хлеб и мясо, старательно не замечая, что он охнул и отшатнулся.
– Что? Ты спускалась…
– Да, – подтвердила она с великолепной небрежностью. – Но тебя там уже не было, а больше мне ничего не нужно ни на том свете, ни на этом. Успела повидаться с Придоном и Итанией…
– Ты? Сумела?
Она кивнула.
– Да, они дали мне кое-какие ценные советы насчет тебя. Придон даже обронил, что если женщина ради любимого сошла в ад, то был бы ее любимый достоин такой женщины.
Ютланд задохнулся, словно получил удар кулаком в солнечное сплетение, Мелизенда посмотрела с ликованием и злорадством, промолчала, что Итания сказала Придону, что даже предположить не могла, что на свете могут быть такие верные и преданные, эта принцесса из Вантита такая маленькая, нежная и хрупкая, на что Придон сказал шепотом, что она сама отважилась же пойти за ним, врагом Куявии…
– У Итании был Придон, – добавила Мелизенда, – а у меня есть ты. За тобой пошла бы и дальше, чем в ад.
На этот раз она ела спокойно и чинно, а Ютланд открыл и закрыл рот, не зная, что сказать. Любое, что ни брякни, будет именно брякнутостью, потому лучше смолчать, в молчании даже дурак может сойти за умного, да и вообще чаще всего бывает лучше промолчать, но из каждого из нас рвется дурость с ее громким «Кар-р-р!».
Алац сочувствующе ржанул и жарко подышал ему в ухо. Подошел хорт, снова попытался лечь на ее ноги, но не получилось, тогда сел рядом и с ожесточением поскреб задней лапой за ухом, поглядывая то на хозяина, то на Мелизенду.
Ютланд покачал головой.
– Ты отважная, но сумасшедшая. Ешь-ешь.
– Потому что искала?
– Да, – ответил он. – Сумасшедшая, но не понимаешь своей сумасшедшести. Я никогда не стану принцем, как ты надеешься.
– Ты уже принц, – напомнила она. – По рождению.
– Но никогда не стану королем, – отрезал он. – Никогда не сяду на трон и даже не встану за его спинкой. Мое дело… ты знаешь, истреблять дивов, еще обязан отыскать Осеннего Ветра и освободить из зачарованного замка, а потом…
– Что потом?
Он проговорил сквозь стиснутые челюсти:
– Есть и на потом задачи. Это у тебя их нет.
– Уже нет, – согласилась она. – Я была в Загребье, Зеленых Топях, землях Вечного Дождя, княжестве Синего Леса, Злой Топи, а в боярстве Камнеруба, прости, я отменила твой наказ насчет обязательности призыва в армию…
Он вскрикнул:
– Как ты посме… стоп-стоп, а как ты туда попала?
– Шла по твоим следам, – пояснила она.
Он отшатнулся.
– Зачем?
– Помнишь, – сказала она тихо, – когда оскорбленный Придон повернул коня и помчался от принцессы Итании, она вскричала: «Буду бежать за тобой до тех пор, пока душа есть в теле!» И бежала за ним, хваталась за стремя его коня, а ему мужская гордость не давала даже повернуть головы в ее сторону. Ее нежные босые ноги изранило острыми камнями, за нею тянулся кровавый след, наконец упала без сил и без памяти, а он, жестокий, ускакал так, словно ее и не было в его жизни… ты такой же?
– Нет, – ответил он хмуро. – Я злее.
– Не верю…
– Придон, – пояснил он, – сама нежность и пылкость. Он начал великую войну из-за женщины! Я не начну.
