– Да так, – ответил Ютланд, – подобрал по дороге. Гусей пасла. Совсем деревенская.
Баливар улыбнулся, покачал головой. Мелизенда промолчала, и так понятно, это в Ютланде героя не видят издали, а ее даже сами пастухи не примут за пастушку, не то что этот знатный воин, управляющий целым городом.
– Будем пировать, – предложил Баливар, но Ютланд прервал:
– Погоди, нас Чакка накормил так, что из ушей лезет. Что у тебя стряслось, Чакка говорит с таким сочувствием…
– Пир, – сказал Баливар с укором, – это не солдатская еда в доме у Чакки…
– То-то у тебя морда стала шире, – сказал Ютланд.
Баливар сказал встревоженно:
– Что, правда? А то в самом деле третью дырку прокалываю в ремне!.. Думал, только пузо ширеет…
– Так что все-таки стряслось?
Баливар помрачнел, но сказал натужно бодро:
– Отдыхай, развлекись, с тобой такая прекрасная пастушка!.. Не старайся всем помочь, Ютланд. Ты не в моем войске. Ты всегда был сам по себе. Мне кажется, так и будет. Разве что сам обзаведешься войском, а то и тцарством.
Мелизенда посмотрела с уважением, этот Баливар совсем не глуп, хоть и мужчина, смотрит далеко вперед, а в Ютланде видит больше остальных.
– Но если Ют вызывается сам? – сказала она с покровительственной улыбкой. – По старой дружбе?
Баливар сказал мирно:
– Какая старая дружба, мы только раз сходили вместе в рейд. Правда, сложный и опасный, но все-таки это не кровная клятва воинского братства… Пируем?
– Нет, – отрезал Ютланд. – А то в дверь не пролезешь.
Баливар повернулся к Мелизенде.
– Отговорите его, прелестная гусятница благородного происхождения! Ют из-за моих проблем не обязан жертвовать ни своим временем, ни чем-то еще. Я же могу только представить, что за гусей вы пасете!
– Он готов помочь, – напомнила Мелизенда. – Хотя и отказывается, такой вот гусь.
Баливар с озадаченностью посмотрел на нее, женщин понять трудно, перевел грустный взгляд на Ютланда.
– И ты, дружище, уже на веревочке?.. Берегись, Ют. Из-за мелких женщин бывают крупные войны. А твоя гусятница у тебя огонь…
– Просто рыжая, – буркнул Ютланд.
– У нее огонь внутри, – произнес Баливар загадочно, – даже жаркое пламя. Хотя волосы тоже… засмотреться можно.
– Какой огонь, – ответил Ютланд равнодушно, – так… искорка.
– И от малой искры бывают большие пожары, – сказал Баливар. – Будь с нею осторожнее. Такие могут согреть в любую стужу, но могут и обжечь.
Ютланд прервал:
– Где этот Корвин?.. Его замок далеко?
– У него нет замка, – ответил Баливар раздраженно. – В том все и дело. Я честный воин и привык воевать честно. А он прячется в лесах!.. Здесь такие места, ни один див не выживет. Овраги, пещеры, провалы, зачарованные буреломы, исчезающие тропы, сдвигающиеся деревья… Да чего только нет! А еще и появляется всякое… А людям нужна безопасность и простор! Потому и воюем с лесом вообще, а овраги стараемся засыпать, если удается…
– Разумно, – согласился Ютланд. – Наверное, разумно. А кто знает, где может быть Корвин?
Баливар сказал с тоской:
– Если бы я знал!.. Сам бы сразу нагрянул с острым мечом в руке! И не вложил бы в ножны, пока правосудие не свершилось бы.
– Я поспрашиваю в городе, – пообещал Ютланд. – Не может быть, чтобы не отыскал твоего Корвина.
Мелизенда улыбнулась Баливару.
– Мы найдем. Я же нашла вашего Юта, хотя он уехал совершать великие и не всегда пристойные подвиги за тридевять земель?
Баливар посмотрел на нее с уважением и благодарностью.
– Уверен, таких гусятниц на всем свете больше нет. Любой мужчина гордился бы всю жизнь, если бы его, как отбившегося от стада гуся, вот так отыскивали…
– Будет гордиться и Ют, – пообещала она. – Я буду стараться.
Ютланд нахмурился, эта мелкая пташка чирикает сладко, но каждым словом усердно старается укрепить те ниточки, которыми удалось прикрепиться к нему, а это чуточку раздражает. Пока еще чуточку.
– Ладно, – сказал он, – ты тут ломай голову над проблемами города, а я пока поспрашиваю в городе.
– О Корвине? – поинтересовался Баливар. – Бесполезно, я уже спрашивал.
– Не там спрашивал, – ответил Ютланд.
Мелизенда одарила Баливара сияющей улыбкой и покорно последовала за Ютландом, пусть завидует, что Ютланду досталась такая послушная, красивая и умная во всех отношениях.
Чакка, завидев Ютланда и Мелизенду, оставил новобранцев и вышел навстречу, Ютланд в ответ на вопросительный взгляд покачал головой:
– Ничего. Придется узнавать самим, где этот Корвин.
– Где ты собираешься узнавать, – спросил Чакка, – если не сумел сам правитель города?.. В тавернах?.. Так он сразу послал туда расспрашивать всех, кто хоть что-то знает.
Ютланд проговорил с неуверенностью:
– Не знаю. Корвин отважный и сильный воин, показал себя как в боях, так и в общении. Такие не остаются незамеченными. Кто-то да видел или слышал, где он сейчас.
Мелизенда под его требовательным взглядом послушно набросила на голову капюшон и даже надвинула поглубже на лоб, пусть даже не видят ее прекрасные, блестящие от любопытства глаза.
Ютланд кивнул удовлетворенно, она еще и запахнулась в плащ, чтобы не привлекать внимания округлостями.
– Присмотришь за нею? – спросил Ютланд. – Не хочу таскать за собой чистенькую девочку по грязным притонам.
Мелизенда вспыхнула, хотела возразить, ее ничто не страшит, будущая правительственница должна видеть жизнь в верхах и в низах, в роскоши и в бедности, но Чакка сказал быстро:
– Ты прав, Ют. Пусть пока побудет в моем доме.
– Ты меня выручишь, – сказал Ютланд.
– У меня хорошая жена, – объяснил Чакка, обращаясь к нему и не обращая внимания на Мелизенду, – и две дочери. Твоей спутнице обрадуются и окажут ей всяческое почтение!
– Она всего лишь пастушка, гусятница, гусей пасла. И не просто гусятница, – напомнил Ютланд, – а простая гусятница.
– Да-да, – согласился Чакка. – Как и ты простой пастух, проще некуда. Словом, ты знаешь, где меня найти. Только свистни!
Свистеть неприлично, хотела сказать Мелизенда, но удержалась, нечего умничать и выказывать манеры в этом мужском мире, где умности и манеры выглядят так изящно, словно вырублены из камня долотом и молотом.
Ютланд отсутствовал долго, Мелизенда начала беспокоиться, хотя жена Чакки и дочери всячески старались ее развлечь. В то, что она простая или даже пусть не очень простая, но гусятница, никто не верил, а Мелизенда таинственно помалкивала, пусть помучаются в догадках, видя ее великосветские манеры.
