Чакка, умелый воин, не отставал, поинтересовался шепотом:
– Что предлагаешь?
Ютланд пробормотал озадаченно:
– А что еще?.. Въеду, возьму и увезу.
Чакка переспросил с тяжелым сарказмом:
– Ворвешься в их лагерь, где у костров десятки воинов, ухватишь Брижжиту к себе на коня и вырвешься живым с живой женщиной? Так?
Ютланд ответил с недоумением:
– А что не так?.. Конечно, увезу побыстрее, чтобы никого не убивать. Это ты хотел услышать?
Чакка покрутил головой.
– Странный ты, Ют.
Ютланд подумал, кивнул:
– Да.
– Что «да»?
– Странный, – согласился Ютланд. – Все мы странные.
Чакка вздохнул.
– Тут ты в самую точку. Все мы странные в этом странном мире. Ладно, прикрою твою спину. Посади эту впереди, а то вдогонку полетят как дротики, так и стрелы. Конечно, если сумеешь прорваться к ней…
– …то сумею и прорваться обратно, – закончил Ютланд.
Он так же неслышно пополз обратно. Чакка продолжал смотреть между веток, листья колышутся перед глазами и закрывают видимость, но уже понятно, в лагере всего три хижины, три костра. Эта Брижжит явно связанная вон в той, что чуть крупнее остальных, а рядом цветная тряпка на шесте.
За спиной раздался нарастающий стук копыт, мимо пронеслось горячее угольно-черное тело, пахнуло жаром. Ютланд пронесся по очищенному от кустов месту с шалашами, успел на скаку опрокинуть два ближайших, в том числе и с красной тряпкой, воины у костров опомнились и, расхватав оружие, бросились на чужака.
Отбиваясь рукоятью топора, он прорвался к последней хижине, Алац уже понял, что нужно, схватил зубами за верх и мотнул головой.
Шалаш рассыпался, Ютланд крикнул:
– Брижжит?
Среди падающих веток молодая девушка испуганно вскочила с расстеленных шкур.
– Кто вы?
– Не бойся, – крикнул Ютланд. – Все в порядке!
Она вскрикнула, когда он наклонился и могучим рывком поднял ее к себе на седле.
На окраине лагеря крик, Чакка там страшно и пугающе ревет, что прибавляет сил, а у противника отнимает, и когда Ютланд повернул Алаца и метнулся обратно, тот уже умело отбивался сразу от пятерых, маневрируя, медленно отступая и прячась за деревьями.
Вдогонку Ютланду полетели дротики, Алац смял по дороге троих, а сам Ютланд замахнулся топором.
– Ну, кто против артанина?
Женщина в его руках трепыхается, то ли пытается освободиться, то ли слишком сильно придавил, Ютланд сам чувствовал, что становится страшен, мир опасно заволокло красным.
Заставив Алаца пятиться, он добрался до места, где был привязан конь Чакки, крикнул:
– Быстрее в седло! Уходим!
Чакка, прихрамывая, ринулся к коню, вставил ногу в стремя и поднялся, хватаясь за луку седла, что насторожило Ютланда, однако он размахивал топором и рубил выставленные копья разбойников, женщина все еще визжит и вырывается, Чакка наконец разобрал повод и повернул коня в сторону выхода из леса.
– Давай вперед! – крикнул он. – Я прикрою!
– У меня конь быстрее, – прокричал Ютланд. – Я всегда уйду от погони!
– Хорошо, – крикнул Чакка, голос его оборвался, наконец он договорил хриплым голосом: – Не останавливайся!.. Держи крепче и увози…
Что-то в его голосе насторожило, Ютланд оглянулся, из бедра Чакки торчит дротик, красная струйка стекает в сапог и даже по голенищу на стремя, а оттуда срывается частыми каплями на землю.
– Я сейчас!
Он соскочил на землю, оставив Брижжит в седле, Чакка уже пошатывается, вот-вот рухнет, Ютланд быстро сдернул его на землю, Чакка слабо улыбнулся.
– Тут твой топор не поможет…
Ютланд, грозно поведя взглядом по кругу, где разбойники остановились в нерешительности, распластал его на траве.
– Потерпи…
Он одной рукой ухватился за древко дротика, другой уперся в бедро Чакки. Чакка охнул и стиснул челюсти, когда Ютланд безжалостно выдернул из ноги зазубренное острие.
Кровь хлынула широкой струйкой, Ютланд утешил суровым голосом:
– Жилы не затронуты, а мясо заживет.
Он с силой прижал ладонь к зияющей ране, Чакка захрипел и закрыл глаза.
– Терпи, – велел Ютланд. – Будет очень больно, знаю.
– Жжет, – прошептал Чакка, – что ты делаешь… Не очень больно, а просто адски…
– Еще минуту, – велел Ютланд, он медленно убрал ладонь, всмотрелся. На бедре остался красный отпечаток его ладони, а на месте раны неопрятные комья запекшейся крови и безобразный вздутый шрам багрового цвета. – Кровь уже не течет.
Чакка проговорил с трудом:
– Ты что, умеешь ее заговаривать?
– Кровь не зубы, – ответил Ютланд, – ее заговорить легче.
– Ноги не чую…
– Отойдет, – заверил Ютланд. – Терпи, это у меня от мамы.
Чакка проговорил сиплым голосом:
– Боюсь и представить, что у тебя от отца…
– Да, – согласился Ютланд, – самому страшно было бы даже узнать. Можешь встать, но очень осторожно. Рана может разойтись…
Разбойники не нападают, что удивило, даже вроде бы отступают за кусты, непонятно, а Чакка решился опустить голову, всмотрелся в рану с великим изумлением, взглянул на Ютланда, снова опустил взгляд.
На месте зияющей дыры багровый вздутый шрам размером с мелкое яблоко, там же струпья застывшей крови, темной и похожей на отвратительную коросту.
– Я думал, – проговорил он вздрагивающим голосом, – только убивать можешь… Разве так бывает, чтобы один и тот же человек мог и ранить, и лечить?
Ютланд сдвинул плечами.
– Не знаю. Я вообще, если честно, не знаю, насколько я человек.
Чакка взглянул на него остановившимися глазами, а побледневшее от потери крови лицо вытянулось.
– Ют…
Ютланд поднялся на ноги, хмурый и мрачный.
– Да вот так. Мои отец и мать… очень разные. Думаю, никто на свете лучше его не умеет и даже не любит убивать! А она, как я слышал, могла лечить даже смертельные раны, а не только поцарапанную ногу, как у тебя.
Чакка приподнялся на локте, осмотрелся, со стоном привстал на колени, наконец сумел воздеть себя на ноги и стоял, качаясь, как былинка под сильным ветром.
– Да, – сказал он, – мне поцарапали ее очень глубоко, вон по дротику видно.
– Давай посажу в седло, – предложил Ютланд. – Но ехать придется шагом! Пустишь коня вскачь – рана разойдется, а меня может и не оказаться рядом.
