На страничке бесплатных объявлений в Интернете я рядом со своим текстом разместил свой поясной портрет топлес, и уже на следующий день мой ящик закидали письмами-приколами доморощенные праздные остроумцы.
— Как бы во время танца отец не отдал конец!
— Лебединый танец дедушки на кладбище.
— Невынасимые икономические условия вынуждают российских пенсионераф выходить на подмостки ночных клубов. Завтра вся страна будет танцевать бес штаноф.
— Всякий стыд потеряли онанисты. Лишь бы не работать.
И это самые приличные отзывы. Горько было осознавать, что наша профессия столь презренна в пролетарской среде. Мои заблуждения по поводу того, что у нас всякий труд в почете, развеялись, словно утренний туман. Я не судил этих людей, поскольку и сам раньше заблуждался по поводу стриптизеров, считая их профессию нижним пластом массовой культуры, кичем, стереотипным коммерческим псевдоискусством, со свойственным ему агрессивным экспансионизмом. Теперь, когда я окунулся в этот пласт, я понял, что это далеко не так. И мне предстояло развеять миф об этой профессии. Я стал готовить свою собственную, не похожую ни на что оригинальную программу. Такой программы еще не видела наша стриптизирующая страна. Созидая танец новой эпохи стиптиза перед зеркалом в коридоре, я запоздало сожалел, что из-за своего эгоизма и лени я так долго лишал добрую прекрасную половину человечества счастья наслаждаться своим искусством.
Сюжет и хореография моего танца были новаторскими и авторскими. Мой герой, гордый мачо, в застегнутом наглухо френче военного образца (я купил его в военном колледже в Каракасе), в военной кубинской фуражке, пляшет танец непримиримой борьбы за свободу. Он пытается снять с себя надоевшие военные одежды, но невидимая пуританская сила возвращает их на место, застегивая снова и снова пуговицы. Он освобождается от военной фуражки. Наконец ему с трудом удается освободиться от гимнастерки. Вдохновленный первой победой, он пытается снять с себя майку. Но майка не снимается. Мачо разрывает майку, словно цепи тоталитаризма, обнажая перед прогрессивной общественностью, наблюдающей за борьбой, свой изнуренный борьбой торс. Мой герой пытается освободиться от штанов. Это спортивные штаны Nike с кнопками по бокам, специально сконструированы для стриптиза. Он с видимым усилием расстегивает их по одной кнопке. Драматизм борьбы нарастает.
Он танцует канкан свободы. Но что-то ему мешает! Что? Трусы! Но что такое трусы по колено для настоящего мачо? Он не без труда срывает трусы (я их подпорол по бокам), но под трусами оказываются еще одни трусы, представляющие собой кусочек ткани спереди и две веревки по бокам, мне их прислала из Америки одна читательница. Трудно представить себе под ними еще одни трусы, разве только фиговый лист. Наш мачо, победоносно сияя худыми ягодицами, покидает сцену под аплодисменты публики. Таково было либретто моего балета. Но ему не суждено было воплотиться. Я безнадежно опередил свое время. И как выяснится скоро, публика оказалась не готова.
Один на всех — мы за ценой не постоим!
Несколько раз мне звонили по телефону какие-то хулиганы, недоросли и девчонки и самозабвенно прикалывались. Я уже подумал, что моя карьера стриптизера закончится, не начавшись, но неожиданно, сразу после Нового года, меня в самом деле пригласили поработать. Судя по голосу, драматическому баритону, звонившая дама была в годах или много курила и пила. Это был первый взрослый человек, откликнувшийся на объявление.
— Сколько вам лет? — бесцеремонно спросила эта мужелюбка, словно суровый кадровик оборонного предприятия.
— Пятьдесят четыре, но выгляжу на все тридцать, — пошутил я.
— Вы крупный? — спросила она в лоб.
— Смотря относительно чего — крупный… — уклончиво ответил я.
— Сколько в вас весу? — как мне показалось, раздраженно спросила заказчица. Не часто в жизни я продавал себя по весу, как свинину, оттого я был слегка удручен.
— Семьдесят, — сказал я, бессовестно прибавив себе три кило, набив таким образом цену, как на сельском рынке.
— Семьдесят! — передала моя собеседница кому-то стоящему рядом,
— Ну, вы совсем раздеваетесь? — уточняла мужефилка.
— Существуют определенные рамки. Все зависит от желания заказчика!
— Ну, и сколько за все? — спрашивала сластолюбка.
— Раздеваться совсем?
— Сначала не совсем. А там посмотрим, — она гулко и зловеще рассмеялась в трубку.
— А сколько будет зрителей?
— А это имеет значение?
— Самое прямое.
— Три дамы.
— Шесть тысяч! — мгновенно подсчитал я. Уж если и ехать куда-то с теплого дивана, в мороз, в пургу, демонстрировать свое хозяйство, то хотя бы не совсем бескорыстно. Я филантроп, но не до такой же степени. По две тысячи с каждой вуайеристки — это очень даже по-божески. На том конце молчали пару минут. Дама с кем-то совещалась. Вопрос был явно сложный. Чувствовалась напряженная драматургия, подобная отношениям России с Украиной в вопросах транзитного газа.
— Завтра можешь приехать? — неожиданно перейдя на «ты», наконец спросил дамский баритон. Я, человек, привыкший к утонченной форме обращения, вздрогнув от такого амикошонства, согласился, но сразу подумал, что можно было запросить и больше. В полдень следующего дня я, еще пару раз прогнав танец у зеркала, собрал сценический костюм и выехал в Замоскворечье, к месту своего выступления и грядущего триумфа плоти. Стриптизофилы и стриптизоманы и вумены России еще не знают, какой их ожидает необычный маргинальный стриптиз! Но и я не знал, что мне ждать от моего сюрприза…
Это был могучий сталинский дом. Просторные лестничные пролеты, широкие, словно танцевальные залы, парадные, на площадке можно запросто играть в настольный теннис или в гольф. Двери мне открыла дама, наверняка помнившая еще похороны Сталина. Корма ее была настолько велика, что казалось, что у нее под парчовой юбкой был скрыт тюрнюр. Она была увешана гирляндами сверкающих золотых украшений, словно кремлевская елка. Я понял, почему ее интересовал мой вес. Мы смотрелись рядом, как взрослый Валуев с Дени Де Вито в младенчестве. Полагаю, что идти в ночной клуб с таким тюрнюром ей было не с руки, а дома отчего не развеяться? Увидев меня, маленького, юркого, с тинейджерской котомочкой за плечами, она не сумела сдержать оскорбительного для стриптизеров смеха, хотя смеяться следовало мне. С каких это пор худоба смешит толстяков? Тело ее колыхалось, как «Титаник» после столкновения с айсбергом.
— Мы вас ждем! — сказала она, когда приступ прошел. — Разуваться не надо.
— Здравствуйте, — сказал я, как и подобает интеллигентному стриптизеру. Но в этом доме, видимо, не было принято приветствовать пожилых интеллегентных стриптизеров. Какой-то неприятный холодок пробежал по моим членам.
— Я должен посмотреть площадку! — деловито, словно квалифицированный молдавский плиточник, сказал я хозяйке. В просторной зале в оном углу стояла елочка и домашний кинотеатр, в другом полукругом стояли мягкие кресла и диван, в которых расположились четыре (!!!) кряжистых зрелых дамы в вечерних платьях! Получается, одна дама пришла нахаляву, не заплатив ни драхмы! Перед этими перезрелыми крошками стоял стол, уставленный фужерами, вазами с фруктами, конфетами, разнокалиберными бутылками. По телевизору шел фильм про жизнь современных цыган.
