Еле волоча ноги, мы вернулись домой, и я рухнула без сил около очага, мгновенно погружаясь в дрему.
– Отец, – встал надо мной средний сын, – мы все же должны троих старших сыновей послать к вождю, иначе нам не расплатиться, даже если мама заморит себя насмерть. Мы не можем отдать ему в жены Мири, она слишком маленькая. Но если трое из нас не пойдут в армию, то мы все к началу следующей весны угодим в рабство за долги. За нами не стоит могучий род, защищать семью некому…
– Молчи! – приказал ему отец, наклоняясь и подсовывая мне в руку кусок черствого хлеба с крошечным кусочком сыра. – Это не обсуждается. Твоя мать этого не перенесет, а я ей обещал оберегать любого из вас до последней капли крови.
– Что мы будем делать? – нахмурился наследник этой нищеты, старший сын. – Падеж скота продолжается, мы не сможем пережить зиму. Погибают самые лучшие, самые молочные буйволицы, самые мясные бараны и длинноворсовые козы. Нам не хватит еды…
– Вот, – стащил с шеи какую-то безделушку орк, – возьми это. Поедешь к вождю и откупишься на ближайшие три года. За это время мы успеем встать на ноги.
– Но… отец, – подскочили к ним двое младших сыновей, – это же тотем нового рода! Самое дорогое, что у нас есть, – свобода! Эти три года, пока мы его не выкупим, мы будем крепостными хана!
– Самое дорогое, что у нас есть, – скривил губы орк, глядя на спящую жену, – это наша семья. Все остальное не важно!
Дети склонили головы и разошлись по своим местам. Мужчина проводил их взглядом, подхватил на руки жену и унес в постель, не забыв засунуть ей под подушку драгоценную еду.
Любящая семья, нищета, измотанная жена, куча детей и муж, постоянно борющийся за выживание. Еще не попадание в мою мечту – но… гораздо теплее.
Почти горячо. Здесь хоть есть любовь между супругами. И куча детей. Ну не делали же мы детей из-за того, что нечем было заняться?
Но хочу ли я стать такой? Вечно несущей крест и боящейся за близких? Вечно сражаться за свое существование и забыть, что я женщина? Жить на грани допустимого в межрасовом браке и постоянно тоскливо мечтать, что завтра будет лучше и все наладится?
В душу постучалась грусть и зашевелился червячок сомнения: способна ли я быть настолько беззаветно любящей и нетребовательной? Не уверена. Смогу ли отрешиться от всех благ, выдержать постоянный голод и социальное бесправие? Сложный выбор, очень сложный…
Мы со второй моей «Я» почти соединились, я уже погрузилась в пучину лютой, тоскливой безнадежности, соединяясь со своей второй половиной, но тут…
– Не рви сердце, родная, – погладил меня по плечам бархатный голос, добираясь до отчаявшейся души. – Это еще не случилось, лишь предстоит и зависит от твоего выбора…
Я вынырнула обратно и попала в новое окно с новой реальностью…
Третье окно
Шумная таверна, заполненная разнообразными расами до отказа.
Где-то матерятся, звонко стуча глиняными кружками о грязную столешницу. В другом месте азартно играют в кости. Повсюду полуголые, расхристанные девицы в сползающих с плеч и обнажающих прелести блузках.
– Твой муж… – вещала рядом со мной пьяная в зюзю троллиха со странно расширенными глазами и невнятной речью.
– Он – музыкальный гений! – подхватила гномиха в таком же непонятном состоянии, молитвенно складывая на груди руки.
Обе нагло висли на моем муже, практически раздевая его у всех на глазах. Этот кретин бессмысленно вращал осоловевшими от эля глазами и лез к ним потискаться со словами:
– А вы трое тоже ничего!
Прекрасный до одури, рослый брюнет с восхитительными зелеными глазами и… остроухий. Меня аж передернуло. Блин! Как меня угораздило связаться с эльфом?! И где были мои глаза? Где-где! Там же, где и мозги!
– Мама! – потянул меня за юбку мальчик-смесок лет десяти. – Давай возьмем папу домой, а этих теть оставим здесь? У нас и так с прошлого раза дома беспорядок. И мебель нужно новую заказывать…
– Октавиэль! – злобно рявкнула я на «мужа», погладив сына по светлым волосам. – А ну быстро пошли домой!
– Не командуй тут! – мгновенно окрысился на меня эльф. – Думаешь, если у тебя высокопоставленная родня, то можешь мне указывать? Да ты никто! Пусть скажут спасибо, что я на тебе женился, подобрав объедки с чужого стола! Я даже в своем отцовстве не уверен!
– Заткнись! – как обычно парировала я, отдирая своего «благоверного» от поклонниц. Мой, так сказать, супружник развлекался тем, что просаживал мое содержание по тавернам, делая вид, что он гениальный музыкант и певец. – Если не хочешь внеочередного визита Магриэля, то сейчас же пойдешь домой!
– Девочки, прощайте, – слегка протрезвел блудливый эльф, перевешиваясь на мои плечи. – Мы уходим! Встретимся в другой раз!
Со второй стороны эту «былинку» привычно подпер сын, и мы побрели домой. Вернее, вихляя и кряхтя от натуги, мы потащили его наружу, где нас ждала повозка, чтобы доставить до дома, подаренного нам эльфийскими родственниками на свадьбу.
– Мам, – сообщил мне умудренный жизнью ребенок, пока я пыхтела как паровоз, вытаскивая свое «сокровище» на свежий воздух, – мы опять папу об косяк приложили.
– Крепче будет, – с трудом перевела я дух, испытывая жгучее желание вернуться, выломать косяк и окончательно измочалить его об «супруга».
«Супруг» даже не подозревал, как близок он к безвременной кончине, практически на волосок от гибели. Лишь только мы с громадным трудом погрузили его в повозку, мой «господин и повелитель» сразу отрубился и захрапел, насыщая воздух густыми алкогольными парами.
– Черт бы тебя побрал, Маголик! Так тебя и разэтак!.. – материлась я, залезая на козлы и хватая в руки вожжи. Передразнила: – «Если разведешься, то потеряешь нашу поддержку и содержание. У нас не принято так часто менять мужей. Сама выбрала – сама и живи!» Ур-род! – И тут же передумала: – Уроды!
– Да куда папа без нас, – совершенно по-взрослому вздохнул сын, заботливо накрывая отца одеялом. – Пропадет ведь. И потом, я же скоро вырасту…
– Вот именно, – покосилась я на него, скрывая слезы, – каких-нибудь лет сто или сто пятьдесят – и ты вырастешь, а мне по гроб жизни нянькой ушастому негодяю быть.
– Дома будет лучше, – погладил меня по руке ребенок, доверчиво укладывая голову мне на плечо, – он протрезвеет и успокоится.
Дома было еще хуже.
Потому что муж проснулся и потребовал продолжения банкета, а в наш достаточно просторный дом каким-то мудреным, доселе неизвестным мне способом просочилась вся окрестная шваль, с которой водил дружбу мой «муж». И сейчас внутри шастали толпы, опустошающие наши запасы еды и алкоголя. Половину халявщиков составляли полуголые девицы, которые уверяли, что они поклонницы!
Чьи? Чьи они поклонницы? Бахуса? Халявы?
– С завтрашнего дня я увольняюсь, – сообщил мне единственный замотанный донельзя слуга, не успевая удовлетворять требования самозваных гостей. – Ваша зарплата не компенсирует этот беспросветный бардак.
