– Замуж вышла? – невинно предположила я, мелко нарезая отбивную.
– За этого тирана? – подняла брови Миримэ, поливая желтым соусом шашлык из курицы.
– Он не тиран! – бросилась я на защиту мужа. – Он просто облечен властью!
– Тогда за этого деспота, – поправила подругу змеелюдка.
– Он не деспот, – тут же обиделась я. – Просто привык командовать, как князь, и его иногда заносит.
– Хорошо, – лукаво улыбнулась орчанка, – тогда как тебе замужем за твоим сатрапом?
– Хватит поносить моего мужа! – брякнула я о свою тарелку нож и вилку. – Он не сатрап! И если еще кто-то откроет рот и скажет про него хоть какую-то гадость…
– Ты его защищаешь? – засмеялась Шушу, хвостом доставая графин с ягодным вином.
– Это любовь, – довольно прищурилась Миримэ.
– Это диагноз, – авторитетно поправила всех орчанка. – И, похоже, случай неизлечимый!
– Давайте выпьем! – увела я разговор от темы своей умственной состоятельности. И так было понятно, что либидо побеждало с громадным отрывом и безоговорочно лидировало в моих приоритетах на будущее.
– А давайте! – набулькала в большой бокал вина Шушу. Подняла. – За что пьем?
– За любовь, – мурлыкнула Миримэ, присоединяясь.
– Дай боги, не последняя! – подвела резюме Эсме.
И мы выпили за несчастную любовь, чтобы она стала счастливой. Потом чтобы счастливая стала бескрайней, чтобы бескрайняя стала вечной, чтобы вечная была страстной, чтобы страстная была нежной, чтобы нежная была лучшей, чтобы лучшая была единственной… А потом я потерялась, за что же мы, собственно, пьем.
– Давай споем? – предложила змеелюдка, подвигая меня к себе хвостом под столом. – Чтобы душевно было! – При этом она косилась на сладко спящую под скатертью эльфийку и подливала орчанке.
– Лорды! Пэры! Сэры! – загорланила я что-то застрявшее в голове из народного творчества. – Избегайте пьянства – мокрой западни! – Ткнула всех ближайших подруг в бока и потребовала: – Подпевайте, – заводя куплет и стукая крышкой от блюда по полу, для зловещего эффекта: – Пятнадцать человек на сундук мертвеца! Йо-хо-хо, и бутылка рома!
– Вы с ума сошли! – заявил Къяффу, заглядывая к нам под стол. – Ладомир, понимаешь, в плену, а вы тут глаза заливаете?
– Глаза… ик! – призналась я, совмещая его из троих паосов в одного, – мы уже залили. Ик! Сейчас мозги топим! – И предложила: – Давай выпьем за Ладомира?
– И ты потом успокоишься? – нахмурился друг и родственник (хороший мужик, когда с двумя ногами).
– Постараюсь, – уклончиво ответила я, не собираясь разбрасываться обещаниями.
И мы выпили за то, чтобы Ладомир пришел домой, потом чтобы не ушел, потом чтобы у него все было хорошо, потом – чтобы все стало замечательно. Потом чтобы несчастная любовь стала счастливой. Потом чтобы счастливая стала бескрайней, чтобы бескрайняя стала вечной, чтобы вечная была страстной, чтобы страстная была нежной, чтобы нежная была лучшей, чтобы лучшая была единственной… В конце концов я, в которой «ять», совершенно потерялась, за что же мы, собственно, пьем.
– Он уехал в ночь на газонокосилке, выпив перед этим четыре бутылки, – горланили мы с Къяффу на пару, обнимая хвост закусывающей мясом в слюнях шафрата Шушу.
– Любовь – великая сила! – сообщила нам заплетающимся языком Миримэ, с трудом открывая один глаз. И снова уснула, успев хлебнуть зеленой настойки из змеиных хвостиков.
– Великая, – согласился паос, запуская руку в банку за грибочками со странными приправами, – только от нее все глупеют. Вот взять хотя бы меня…
– Къяффу, – приоткрыла я один глаз (второй впал в спячку), – не надо тебя брать. Сиди, где сидишь, а то у нас и так один непонятно где болтается, хотя известно с кем.
– С кем? – очнулась змеелюдка, пристраивая голову на пятой точке орчанки. – Давайте мы ее найдем и научим любить родину вместо чужих мужей?
– Леля, – хихикнул паос, приканчивая грибочки, – хочешь, я его найду? И притащу домой?
– Хочешь, я погну гантелю? – запела я, пригорюнившись. – Хочешь, помочусь «Шанелью»?
– Не надо экстрима, – попросила Миримэ, жалобно морщась, но не просыпаясь. – Мы тут как-то попробовали провести день чистоты тела. До сих пор с содроганием вспоминаю.
– А вот Лелик, – похвасталась я, ударяясь в воспоминания, – все вынес, как истинный мужчина.
– Ты что, у него волосы драла? – изумилась Эсме, ища опору в скатерти. Следующий вопрос: – А где? – поверг меня в кратковременный ступор.
– Не важно, – отмахнулась я. – Это тайна, покрытая таким волосом… колосом… В общем, я в этом не участвовала, просто видела результат. И давайте выпьем за то, чтобы наши результаты были такими, какими мы их задумывали, а не такими, как нам подсунули!
– Я больше не могу, – откровенно призналась эльфийка, – у меня уже в ушах булькает.
– В ушах у тебя булькает мой живот, – пробормотала несчастная орчанка, которую все норовили использовать как подушку. Хорошо хоть не как подушку для иголок. – Пить мы, конечно, будем, но что?
– Сейчас, – поползла я на четвереньках из-под стола. – Главное, доползти до двери и найти кого-то, кто еще может говорить внятно. А лучше всего понимать, когда говорят невнятно…
– Все взаимозаменяемо, – сообщила мне Шушу, подталкивая хвостом.
– Взаимно… – задумалась я. И подпрыгнула, ударившись головой об столешницу. – Шушу, ты гений!
– Это она башкой приложилась и прозрела? – открыла сонные очи эльфийка. – Или допилась до истины?
– Да вы ничего не понимаете! – приложила я к своей шишке на голове прохладный хвост змеелюдки. – Все гениальное просто: нужно всего-навсего найти другого диэра и обменять на моего мужа!
– Интересная идея, девочка, – согласился со мной Къяффу, протягивая стакан. – Давай выпьем за то, что найдется диэр без мозгов! – Пригорюнился: – Только таких в природе не существует. Они все с мозгами рождаются.
– Все с мозгами рождаются, – пробурчала Миримэ, не просыпаясь. – Доказано наукой. Только в течение жизни их некоторые теряют.
– Или им помогают, – согласилась с ней Эсме.
Я выхлебала стакан вина, обдумывая свою безумную идею, которая с каждой каплей мне нравилась все больше и больше.
– Я бы не согласилась. – Шушу придержала меня хвостом, выравнивая крен. – Откуда я знаю, какого суккуба в мешке мне предлагают?
– Значит, – осенила меня новая идея, – нужно нарисовать ее портрет. Тетка достаточно впечатляющая, вдруг кто-то клюнет?
– Если только в темечко, – фыркнула орчанка. – И то вряд ли. Жареный петух клюется исключительно в умелых руках.
– Фу на вас, – снова полезла я из-под стола в поисках бумаги и карандаша. И целый час корпела над детальным изображением своей соперницы. Наконец получилось достаточно похоже. На мой взгляд. Но поскольку ценителем живописи я не была, то взяла свои художества и пошла проверять на подопытных.
