Я опять в кладовке. Истрачено двадцать семь минут. Выхода нет. Ни одного годного варианта прояснения ситуации нет. Понимания происходящего нет. Чего еще нет? Спирта. В бородатом анекдоте сказано, что именно когда он испаряется или замерзает, русские начинают верить в конец света. Хрен им, спирта в универсуме полно. Места знать надо, я – знаю.
О, стучат в дверь. Пока вежливо. Имитатор им что-то отвечает, вроде дельное.
Сима, думай. Они ведь могут постучать тебе в черепушку, тогда последние мысли поперепутаются. Ладно, вот они взломают дверь, увидят имитацию, сунутся к ней, затем обнаружат кладовку и тайный лаз… А я под маскировкой, у стеночки. Шансы просочиться в коридор?
Стучат грубо. Имитация Симы рыдает и сморкается в одеяло. Неужели это я наговаривала текст? Талант, однако. Сама себе верю, что истеричка и вот-вот сдохну. У стены встать или на подлокотник кресла? Или… Все, замираем и не дышим: ломают дверь.
Теперь я твердо знаю, эти парни – не люди. Они не ругаются! Тупо зырят, бормочут в коммуникаторы и синхронно шагают, умудряясь не толкаться плечами в узких проемах. Выбор в пользу подлокотника оказался удачным, парни обогнули кресло и заодно меня. Жду, пока они отчитаются начальству. Жду, пока сунутся на кухню. Пульс здорово взвинтило. Потею, это плохо. Путаюсь в ощущениях. Все мне ярко и громко, остро и близко…
Оба клона смотрят в сторону кладовки. Сползаю на пол и трусь по стене к двери. Очень хочется завизжать и побежать. Ну хотя бы только завизжать. Гос-споди, я трусиха из трусих, гуманизм весь с потом вышел, хочу пристрелить клонов, хочу всадить все дерьмовые пули в их складчатые затылки. Эти ребята живучее меня в разы. Такие же или очень похожие клоны однажды били меня. Я помню и мне тошно. Слишком хорошо помню, каждым старым переломом. Сейчас в починенные ребра изнутри лупит сердце – свихнулось оно, такое громкое, такое невыносимо громкое…
Так, снаружи имеется третий клон, он страхует. Сейчас смотрит вдоль коридора, это замечательно, любая маскировка неидеальна, если движешься и тем более перекрываешь проем двери. Шаг, еще шаг. Как Рыг учил, в ритме пульса, на пальцах, это ж не танец, а последняя нитка над пропастью. Упаду в свой страх – никто не вытащит. Некому. Совсем некому, я ползу вдоль стены и мне кажется, я последнее выжившее существо в универсуме. Гос-споди, я так рассчитывала на помощь Васьки, он автомат, но такой… душевный и надежно бронированный. А Васька мой где-то лежит в отключке, угробили Ваську.
Вдох – выдох, вдох – выдох. Отошла от каюты на пять метров. Как еще в ботинках не чавкает, меня отжимать можно. И ведь возмущалась: зачем костюм умеет утилизировать любые отходы жизнедеятельности, что я, в памперс одетая хожу? Поотключала сдуру половину систем, хотя мои понятия гигиены Игль назвал пещерной дикостью. Кто из нас был трезв, когда мы обсудили критические дни и сун тэй с восторгом выучил сокращение ПМС? К черту Игля! К черту всех, кто до сих пор не просек нападение на габ и не помогает мне очнуться от кошмара. Не могу одна отвечать за всех. Не могу! Я не спущу курок, не вы стрелю в живых, даже в клонов. Я прямо теперь уволюсь и рвану домой. На Землю. Я…
Пятнадцать метров от родной каюты. Ниша в стене. Занимаю и дышу. И дрожу ногами. И думаю. Куда ползти-то? Сейчас они поймут, что каюта пуста. Будут проверять коридоры. Маскировка империи хороша, но не идеальна. Станут искать целенаправленно – засекут. Особенно рядом с каютой. Ага, парень у дверей получил указание и сунулся внутрь, что-то проверяет. Нет, я не побегу. Пока он меня не видит, а если рвану с места, паника скушает меня с потрохами. Лучше идти шаг за шагом, вдоль стены, и контролировать дыхание. До угла и далее в средний рукав. Оттуда к межэтажным платформам. Портаторы точно не работают – локальные. А возле платформ есть декоративные обрешетки, мой вес наверняка выдержат.
Грохнуло. Есть вибрация пола! Это моя «Стрела», не сбросив причальный рукав, рванула исполнять основной протокол три-семь. Пожалуй, рискну пробежаться, время прятаться иссякло, сейчас меня возьмутся ловить по полной. Как только «Стрела» уйдет в прыжок. Если успеет. Автономные сирены пискнули и притихли, парализованные ПИН-протоколом. Это они намекали на критическое глоп-возмущение. Блин, его не хватало! «Стрела» может выйти из прыжка не через час, а послезавтра, если засбоит «глопнутое» время.
Так, платформы. Все обездвижено. В коридоре за спиной басистые клоны деловито лают приказы и ответы. Значит, начали обшаривать окрестности каюты. Небось, стены ощупывают. Или палят в потолок. Судя по шуму и вспышкам света – да, стреляют. Тип заряда, осмелюсь утверждать —трассирующий рой, я видела эту штуку на учениях мудреца Билли. Наилучшее средство выявления маскировки. Военное. Энергии жрет прорву, рой ведь обладает интеллектом до сорока единиц и каждый выпущенный остается активен полчаса и автономен в пределах десяти метров. ПИН допускает применение? Значит, не наши врубили протокол. Я хотела получить информацию, хоть какую. Почему же я не рада обоснованным выводам? Потому что мне и до того было страшно. Вот начну икать – тогда кранты.
Решетки держат вес. Хорошо. Еще бы света побольше. Но говнюки нашли новое противосимное средство: они гасят аварийное освещение. Спорю с Иглем на «Харлей», у клонов зрение лучше моего. Верный выигрыш, доживу – стребую. Потом решу, зачем мне двухколесная недвижимость.
Восьмой ярус, кажется, уже рядом. Слишком темно, чтобы понять наверняка. Тело мое висит на неизвестной высоте. Сознание тоже вроде подвешено на крюке вопроса: а что делать, если я ничего не понимаю, не вижу и не могу?
Теплое течет по руке. Ору распахнутым ртом – молча. Это не самоконтроль помогает сберечь тишину, это шок меня душит. Тепло нельзя ощутить через костюм. Но есть особые случаи.
Тепла много, оно обтекает меня со всех сторон. Делает счастливой и спокойной, вроде замерзшего воробья в свежей коровьей лепехе… Допускаю снятие защитной пленки с лица. Сжимаю зубы и жду, пока накроет кожу. Особенно сложно терпеть при касании к глазам. Но – перемогаю. Я самая везучая в мире! Я бы никогда их не нашла, но они сами нашли меня. А ведь я понятия не имела, что они умеют собираться в сообщество и совместно искать. Боль в затылке, вспышка в основании черепа – будто в меня сунули заточку и теперь она торчит острием из лба.
– Их убили, – шепчет боль. – Их убили, мы тоже иссякли. Мы не могли преодолеть гибель, но ты из числа оберегаемых, мы ощутили тебя. Нам стало легче, мы нашли смысл для выживания. Это надо прекратить.
Безумное зрелище со стороны, наверное. Слабый человечек висит над пропастью шахты пассажирских платформ служебного пользования. Руки свело, держаться нет сил, чужая боль вошла и мнет сознание изнутри… А потерявшие друзей морфы обтекают тело, крепят к решетке и греют – а заодно греются сами. Они не могут без нас, без тех, кого выбирают. Они насильственно лишены друзей и не успели их защитить. Они невольно излучают боль, переполненные скорбью и виной. Хотя ни в чем не виноваты и вообще, ну они-то, бедолаги, тут при чем?
– Умеете общаться словами, – внятно думаю я. Чую согласие. – Хорошо. Думайте подробно, как официальный отчет, что знаете о случившемся.
