Президент Клинтон ощущал себя жертвой агрессивного, настырного преследования — и команда Рича в прошении о помиловании сознательно надавила на эти его чувства. «Прошение буквально взывало к президенту, — рассказывал мне Боб Финк, вскрывая банку газированного напитка Diet Dr Pepper. — Оно было написано в надежде на то, что он лично его прочтет, — и в надежде, что он вспомнит собственные переживания».
Что же касается политического аспекта прошения, то главную роль в решении президента сыграли обращения Эхуда Барака и Шимона Переса — это мнение разделяют Джек Куинн и Авнер Азулай, два тайных лидера и вдохновителя, стоявшие за обращением Рича к президенту. «Без обращений Барака и Переса Клинтон не подписал бы прошение — в этом можно не сомневаться», — сказал мне Азулай. «Просьбы премьер-министра Барака очень много значили для президента», — считает Куинн. Клинтон подтверждает их мнение в своей автобиографии: «Эхуд Барак три раза просил меня о помиловании Рича из-за услуг, оказанных им Израилю, и помощи палестинцам; видные израильтяне из обеих основных партий поддержали его просьбу».
[265]
Марк Рич, конечно, был очень важен для израильтян. Нефтяные поставки и помощь «Моссаду» внесли большой вклад в национальную безопасность страны. Израиль — ближайший союзник Америки на Ближнем Востоке; трудно себе представить, чтобы президент США проигнорировал просьбы многочисленных израильских политиков и высокопоставленных лиц. Есть и еще один фактор, который также мог повлиять на решение Клинтона. В тот день, когда он подписал помилование, израильтяне и палестинцы сели за стол переговоров в египетском городе Таба. За месяц до этой встречи Клинтон внес свой вклад в эти переговоры. В них принимал участие израильский министр иностранных дел Шломо Бен-Ами, который как раз просил за Рича. Для Клинтона это была последняя возможность помочь урегулированию израильско-палестинского конфликта на посту президента США. И он почти добился желаемого: стороны изъявили готовность пойти на большие компромиссы ради достижения мира. Никогда они не были так близки к всеобъемлющему мирному соглашению — ни раньше, ни впоследствии.
Хорошо с рациональной — плохо с моральной
Вряд ли какое-то другое решение Клинтона, принятое им на президентском посту, критиковали так сильно и так долго, как помилование Марка Рича. Оно вызвало возмущение буквально во всех слоях американского общества, а кривотолки вокруг утверждения Холдера генеральным прокурором США говорят о том, что накал страстей до сих пор не спадает. При этом практически ни один из политиков и журналистов, похоже, не захотел серьезно и беспристрастно разобраться в причинах помилования. Отклики прессы напомнили мне старую поговорку, что журналисты похожи на птиц на проводах: взлетела одна — за ней взлетят и остальные. Мнения сформировались задолго до помилования: Марк Рич — негодяй и потому не достоин помилования. С этой точки зрения одни лишь ангелы имеют шанс на прощение. В глазах общественности помилование Рича было ошибочным не с рациональной, но с моральной стороны. Подобная критика быстро выходит на тот уровень, где отвергаются любые контраргументы.
Еще раз повторю, что президент Клинтон воспользовался неограниченным и абсолютным правом помилования, предоставленным ему Конституцией США. Как бы мы ни относились к репутации Клинтона, давайте попробуем воспринять его слова буквально: «Я мог допустить ошибку — во всяком случае, в отношении того, как это дело попало в мои руки, но решение я принимал, опираясь на суть этого дела».
[266] Как мы видим в этой главе, у Клинтона были весьма веские основания — как политические, так и юридические — помиловать Рича.
Налоговая сделка
1 марта 2001 г., через 6 месяцев после помилования, департамент налогов и финансов штата Нью-Йорк выпустил самое крупное налоговое требование за всю историю своего существования: $137 827 781,90. Требование было адресовано Марку Ричу: «Швейцария, г. Мегген, 6045, ул. Клейннауматт, 9». «Пора ему заплатить за музыку», — заявил налоговый комиссар штата Артур Рот.
[267] Штат Нью-Йорк требовал от Рича $26,9 млн недоимок за 1980–1982 гг. плюс $13,5 млн штрафов и $97,4 млн начисленных процентов. Одних только процентов набегало больше $20 000 в день! Недоимки по налогам были начислены, исходя примерно из $100 млн нефтяных прибылей, которые — по мнению штата Нью-Йорк — Рич не задекларировал. Рот одновременно заморозил $5 млн на принадлежавшем Ричу счете в Citibank. Свое чувство юмора он проявил, заметив, что «Марк Рич в деле сокрытия фондов все равно что „Бейб“ Рут в бейсболе». Никто всерьез не надеялся, что Рич оплатит эти налоговые задолженности. Рич, со своей стороны, оспорил притязания штата, заявив, что по закону задекларировал свои доходы в Швейцарии.
Поэтому налоговые органы Нью-Йорка были удивлены, когда Рич через своего юриста дал знать, что готов заплатить часть долга. Торговец всегда остается торговцем: Рич полагал, что налоговики вступят в переговоры по поводу суммы. Нью-Йоркский департамент налогов и финансов заявил о готовности вступить в переговоры, но при условии, что они будут закрытыми. Со стороны вся эта история выглядела довольно странно. Обычно налоговые органы рьяно комментировали самые незначительные продвижения в деле Рича, а теперь вдруг потребовали конфиденциальности. Может быть, их смущал сам факт переговоров с «величайшим налоговым мошенником в истории Соединенных Штатов»? Или они боялись, что их прагматичный подход вызовет широкий общественный резонанс? Как бы то ни было, Рич сумел заключить удачную сделку с налоговиками. Один налоговый инспектор подтвердил мне, что в ноябре 2003 г. Рич перечислил штату Нью-Йорк около $3 млн. Сотрудники Нью-Йоркского департамента налогов и финансов, ссылаясь на соображения конфиденциальности, не пожелали комментировать эту информацию. Один из юристов Рича сказал: «Не в интересах мистера Рича нарушать соглашение [о конфиденциальности], которое он заключил с правительством Соединенных Штатов». Я, конечно, спросил об этом Рича. «Я заплатил, хотя требование было совершенно необоснованным», — ответил Рич. Он подтвердил факт соглашения с налоговиками, но сумму назвать отказался. «Я соблюдаю конфиденциальность», — объяснил он. Я спросил, почему он вообще что-то заплатил, если считает, что ничего не должен штату Нью-Йорк. «Чтобы они от меня отвязались, — ответил он. — Это был единственный способ, чтобы они от меня отвязались».
«Я никогда не вернусь в Америку»
Ближе к концу этой истории Рич мог видеть, куда ветер дует — и ветер этот пробирал до костей. Помилование имело эффект бумеранга. Рич надеялся, что сможет безбоязненно вернуться в Соединенные Штаты. Он надеялся, что газеты наконец перестанут трепать его имя. Реальность оказалась прямо противоположной его ожиданиям. Пресса отзывалась о нем еще более злобно, чем до помилования.
