У отправленных в карцер отбирали все кроме одежды. Пока его тащили по коридорам и переходам, Молчун успел незаметно избавиться от пузырька, в котором еще оставалось полтора десятка таблеток пирацетама. Если бы при досмотре у него нашли лекарство, началось бы разбирательство и Кусто мог бы тоже оказаться в отчаянной ситуации. А теперь Молчун переживал, не рассосется ли положительный эффект от лечения. Вдруг его опять станут преследовать кошмары?
Пару раз за сутки (так ему казалось, но на самом деле это мог быть любой другой отрезок времени) в коридоре раздавались тяжелые шаги тюремщика, который проталкивал в отверстие внизу двери жестяную миску с застывшим до желеобразного состояния рыбным бульоном и кружку затхлой воды. Молчун знал, что попытки заговорить с охранником ничем хорошим не закончатся, поэтому продолжал терпеливо ждать.
Он задремал и не сразу понял, что его разбудило. Лязгнул, поворачиваясь, ключ в замке, дверь открылась, и ему приказали встать к стене. Собрав остатки сил, Молчун кряхтя поднялся на ноги и уперся лбом в стену. На запястьях сомкнулись браслеты, защипнув складку кожи. Охранник грубо схватил его за воротник и вытолкнул в коридор. Молчун сбился с шага, зажмурился от яркого света в коридоре и тут же получил прикладом в поясницу.
Его привели в кабинет к начальнику охраны. Стены были обшиты редким для каторжной буровой материалом — деревянной доской. Дуб, береза или ольха — в этом вопросе Молчун не разбирался совершенно, но сразу почувствовал тепло, которое его обволокло, стоило переступить порог. Во всех остальных помещениях на вышке всегда приходилось ежиться от озноба. Металлические стены, отделанные дешевыми пластиковыми панелями, этому способствовали.
Ротмистр Карпов восседал на кожаном диване, закинув ногу на ногу. В расстегнутом вороте белой сорочки виднелась бледная грудь, а форменный китель был небрежно переброшен через спинку кресла. На вид начальнику охраны было не больше пятидесяти лет, но, наверняка, это было обманчивое впечатление. Офицер его положения обязательно получал сыворотку, поэтому о его реальном возрасте оставалось только гадать.
— При других обстоятельствах я вас обоих сгноил бы в карцере, — пожаловался он. — Черт! Не будь вы водолазами, я бы так и поступил. Но даже те три дня, что вы провели в карцере, сильно осложнили нам жизнь.
Значит, всего лишь три дня. А ведь казалось, что прошло очень много времени. Еще чуть-чуть, и Молчун сломался бы.
— Молчишь, Кривопятов? — с неудовольствием продолжил ротмистр. — Просто так я вас не выпущу. Может, подскажешь, как вашу сладкую парочку лучше наказать?
Молчун присмотрелся и понял, что начальник охраны навеселе.
— Проклятые сухопутные крысы! — неожиданно выругался себе под нос Карпов и погрозил кулаком в потолок. — Думают, они всем заправляют… Педер-р-расты!
Начальник охраны поправил сорочку и застегнул верхнюю пуговицу. Встал с дивана, покачнувшись, но устоял на ногах.
— Здесь я все решаю! А не кто-нибудь там! Отработаете! Все отработаете! Я распорядился. У тебя, Кривопятов, и твоего приятеля отныне парная смена. Будете вместе погружаться, сучата! И только попробуйте еще что-нибудь выкинуть! Пойдете на корм рыбам, ясно?!
10
Коростель повернул ключ зажигания, поднял голову и, бросив взгляд сквозь лобовое стекло, неожиданно обнаружил, что весна вступила в свои права. Словно маленькие зеленые маячки на лысых ветках набухли почки — вот-вот взорвутся. Последним напоминанием о зиме остались оплывшие в тени горстки ноздреватого снега. Надо же! С этим клятым делом он совсем перестал обращать внимание на такие мелочи, как смена времен года.
У припаркованной позади наискосок через дорогу машины моргнули габаритные огни.
Наружку к нему приставили наутро после внезапной кончины Арчибальда Полунина. Соглядатаи очень старались, однако час был ранний и машин было мало. Помогла бы им только универсальная шапка-невидимка. Они дисциплинированно следовали инструкциям и дважды передавали его по эстафете, но Коростель все равно их видел. Первым делом он подумал, что это спецотдел проверяет его благонадежность. После того как на стол лег рапорт о подозрительной смерти объекта в жандармерии, эта версия отпала.
Какая-нибудь кабинетная крыса перепоручила бы проверку подчиненным, но Коростель по-прежнему любил работать в поле и с радостью пользовался любым шансом тряхнуть стариной. Свои ранние годы на службе он вспоминал с теплотой. Ему было чем гордиться. В частности, именно он руководил операцией, в ходе которой была разоблачена и ликвидирована преступная группа, наладившая транзит через Кавказ контрабандной и крайне низкого качества сыворотки из Турции. Конечно, привлечь к ответственности покровителей из министерства внутренних дел не удалось, но таких задач перед ним никто и не ставил. Кстати, за ту же операцию, помимо повышения по службе, Коростель получил личную благодарность от Китайского всенародного собрания, поскольку ликвидированная группа также промышляла поставками зелья в Китай, где сыворотка с момента своего появления находилась под запретом. Ее распространение приравнивалось к наркоторговле и каралось смертной казнью.
Вечером того дня Коростель, как обычно, отправился домой. Оставил машину под окнами, поднялся в квартиру, чтобы зажечь огонь на кухне и в кабинете, а потом отправился на чердак, откуда выбрался на крышу и дошел до крайнего подъезда. Приставленные к нему агенты силовиков ничего не подозревали, и Коростель на общественном транспорте спокойно добрался до Светлановской площади. На месте пришлось проделать обратный фокус, ведь и здесь, не исключено, оставлена наружка: сначала он пробрался на крышу через другую парадную, а затем по чердаку — до нужного подъезда. В квартире Арчибальда Коростель провел буквально несколько минут, которых хватило, чтобы отсканировать отпечатки пальцев.
Его не слишком удивило, что ни один из полученных образцов не совпал с данными в жандармском досье Полунина. Зато обнаружилось совпадение с отпечатками в личном деле некоего рецидивиста Кривопятова, ожидавшего приговора за вооруженный грабеж. Добраться до Арчибальда в логове противника не представлялось возможным, но Коростель все равно изрядно повеселел. Самое главное он выяснил: парень жив и его прячут. Из чего можно было предположить, что мальчишка знает нечто важное, но пока молчит. Принимая во внимание методы жандармерии, это несколько странно, но скорее обнадеживает, чем наоборот. Оставалось ждать, какой следующий шаг предпримут силовики. Еще следовало решить, что делать со старшим Полуниным. Сдавать его силовикам резонов не было. Желательно, чтобы они вообще оставили его в покое. Но как этого добиться? Выход нашелся простой и изящный одновременно. Коростель организовал увольнение Полунина на пенсию, тем самым показав полное к нему равнодушие со стороны своего ведомства. Силовикам полагалось сделать вывод, что и для них тот не заслуживает интереса.
По сообщениям агентуры, после выхода на пенсию старший Полунин вел праздный образ жизни и ни в чем подозрительном замечен не был. Прежних контактов не поддерживал. Раз в месяц навещал захоронения сестры и племянника, пару раз в неделю выбирался в магазин за продуктами. Ежедневно совершал пешие прогулки по парку Сосновка. Проверка домашнего компьютера и сетевых протоколов также подтвердила, что он не замешан ни в чем мало-мальски незаконном. Это было очень хорошо, поскольку и силовики видели то же самое. Но в отличие от них статс-инспектор знал о реальном значении фигуры старшего Полунина. Коростель планировал, что старик ему еще пригодится, когда он все-таки доберется до Арчибальда.
