Масштабная по тобольским меркам акция по ликвидации незаконного поселения естественно вызвала повышенный интерес местного управления комбеза. Какому-то умнику пришла в голову идея, что в сибирской глуши зреет антигосударственный заговор, а то и вовсе революция. На усиление профилактической работы перебросили контингент из Тюмени, где в ту пору Аббасов стажировался, дожидаясь перевода в Москву. Ему досталась весьма утомительная и малопродуктивная работа — допросить некоторых задержанных и выяснить, какие цели преследовало их преступное сообщество. До определенного момента процесс протекал вяло и скучно, поскольку поселенцы не горели желанием давать показания, при использовании мер физического воздействия плевались, матерились и ничего существенного не говорили. Но потом на допрос привели Бориса Мананьева и стало веселее. Хотя тот и выделялся среди неформалов довольно зрелым возрастом, Аббасов не собирался делать ему какие-то поблажки. Впрочем, даже угрожать не потребовалось. С удивительной невозмутимостью Мананьев раскрыл личности руководителей группы, а также выдал возможное местонахождение тех, кто успел улизнуть от нерасторопных жандармов. Аббасов даже слегка оторопел от его откровений.
Теперь уже не вспомнить, сам он придумал использовать Мананьева для создания новой колонии социальных изгоев, благодаря которой можно будет контролировать протестные настроения, или же это ренегат подкинул ему идею. Уверенно можно сказать одно: именно Аббасов подготовил проект «Лепрозорий» и отстоял его перед консервативным руководством комбеза.
* * *
— Председатель — хитрый подлец. С этим фактом не поспоришь. Но он прекрасно знает, кто ему дал власть. И кто ее может забрать в любой момент, — майор приложил определенные усилия, чтобы его слова не прозвучали чересчур самоуверенно.
— И как же вы контролируете его отсюда, из этого кабинета? — хитро улыбнулся Минин.
Аббасов не считал, что заслужил подобные намеки на недостаток компетентности, однако быстро взял себя в руки.
— Все эти годы Мананьев действует под постоянным надзором Рогволда. Вам это хорошо известно.
— Известно, известно. Но, майор, люди с годами сильно меняются. Особенно в таких непростых условиях. Когда Рогволд последний раз проходил тест на устойчивость?
Аббасов поерзал в кресле. В связи со спецификой проекта «Лепрозорий», Рогволд уже лет пять не вылезал из своей глуши и проходил реабилитацию. Это было серьезным нарушением должностных инструкций, принятых после нескольких ЧП, спровоцированных расстройствами личности внедренных агентов. Мерами профилактики пришлось пожертвовать ради соблюдения «легенды». Маловероятно, чтобы замминистра не знал всех обстоятельств дела.
— Я так понимаю, что это был риторический вопрос.
— Совершенно верно. Мне кажется, засиделся ты, майор, в столице. Пока не случилось ничего непоправимого, отправляйся в Красноярск. Не мне тебе объяснять, как вести оперативное управление.
Господин замминистра захлопнул досье, давая понять, что встреча закончена.
16
Колеса вагонетки спотыкались на стыках рельс, разбивая на такты непрерывный лязг железа. В отличие от жилых тоннелей здесь не хватало освещения. Дежурные фонари встречались по одному на сотни метров. Мимо в темноте проносились изгрызенные каменные своды, до которых можно было дотянуться кончиками пальцев.
Молчуна окружали суровые горняки. Грязь и пыль впитались в поры их кожи и не отмывались никакими средствами. Спиной ощущался тяжелый взгляд охранника, приставленного к бригаде после назначения новичка, — якобы в целях соблюдения всех норма безопасности. Шахтеры были сильно недовольны, что им приходится работать под присмотром, и не скрывали неприязни к Молчуну. Приходилось смиренно терпеть напряженное молчание, выросшее непреодолимой преградой между ним и остальными людьми в вагонетке.
Перестук колес стал реже, застонали тормоза и вагонетка замерла. Горняки включили фонари на касках и полезли наружу. Последними выбрались Молчун и соглядатай. Воздух был тяжелый и его не хватало. В хорошо освещенном забое, уходящем в сторону от основного ствола, словно пулеметы стрекотали отбойные молотки предыдущей бригады, которая еще не закончила смену. Мужики вырубали массивные куски породы, а затем бросали на ленту транспортера, которая уползала по наклонному узкому ходу куда-то вверх.
Пересменка прошла без лишних церемоний. Шахтеры пожали друг другу руки и разошлись, чтобы одни поднялись наверх, а другие заняли их место. Бригадир подозвал Молчуна и вручил ему старенькое кайло с рукояткой, отполированной прикосновениями сотни рук.
— Для начала киркой махать научись, а там посмотрим, — пробурчал он себе под нос и его голос утонул в грохоте отбойных молотков.
Молчун не возражал против физической нагрузки. В любом случае ему было пора восстанавливать силы после выздоровления. Он нашел подходящий участок стены и стал врубаться кайлом в неподдающуюся породу. Молчун сосредоточился на работе. Это проверка. Они хотят узнать, из какого теста ты сделан.
Его запал иссяк минут через десять. Молчун надел перчатки, но на ладонях все равно вздулись пузыри, готовые лопнуть в любой момент. Поясницу ломило, а руки потяжелели на несколько тонн. Каждый следующий взмах мог стать последним, но неизвестно откуда силы находились, и тяжелый инструмент вновь рассекал воздух над головой. Впрочем, так не могло продолжаться вечно. Молчун прикидывал, каким образом оставить кирку так, чтобы это не выглядело слабостью, когда кто-то подошел сзади и похлопал его по плечу. С трудно скрываемым облегчением он прекратил кромсать породу и обернулся. Перед ним стоял бригадир.
— Передохни чуток, — крикнул он.
Охранник, до того момента без особого интереса подпиравший стену, сделал шаг вперед. Бригадир жестом остановил его и показал, что просто хочет кое-что объяснить новичку.
— Тебя Председатель послал? — бригадир подобрал кирку и несколько раз перекинул из руки в руку. — Вынюхиваешь для него?
Молчун потряс головой.
— Я сам вызвался работать!
Горняк размахнулся и ударил кайлом по стене в считанных сантиметрах от головы молодого человека. Несколько мелких осколков породы задели его по щеке.
— Учти, несчастные случаи у нас не редкость, — наклонился вплотную бригадир. — Если хочешь подняться наверх целым и невредимым, не болтай и не суй нос, куда не следует.
Глядя вслед бригадиру, Молчун с ужасом понял, что самое трудное начинается теперь. Но деваться было некуда, и он потянулся за кайлом.
* * *
— На черта тебя в шахту понесло! — ворчал Знахарь, обрабатывая его стертые в кровь руки.
Молчун лежал на кушетке с закрытыми глазами и прислушивался, как умирает от усталости и боли каждая клеточка его тела. Теперь, наверное, целую неделю в себя приходить. Стоило ли оно того? Горняки все равно смотрели на него как на непрошеного чужака и за весь обратный путь в вагонетке не перекинулись с ним и парой слов. Только бригадир сжалился и бросил ему на колени чистую тряпицу, чтобы обмотал ладони.
