При его появлении женщины не выказали ни удивления, ни смущения. Равнодушие, которое он отметил еще в родительский день, кажется, абсолютно сковало их. Арчи высматривал среди них девушку с зеленой елочкой на груди, но так и не нашел. Несколько раз он пытался расспросить о ней, но женщины шарахались от него, и ему достались лишь профилактические подзатыльники от бдительных гвардейцев Рогволда.
О неудачных розысках Нины, Арчи решил не распространяться.
И все же кое-что полезное узнать удалось. В обмен на два суточных пайка Арчи выяснил, где находится карцер, в который упекли дядю. Необходимость в тюремном заключении в Колонии возникала нечасто — чтобы утихомирить бузотеров, с лихвой хватало и других дисциплинарных мер. Если урезания пайка было недостаточно, в дело вступал Рогволд, помимо всего прочего, мастерски управляющийся с грозным хлыстом. Под карцер приспособили бесполезную келью, пустовавшую на одном уровне с гидроэлектростанцией, куда доступ был только у охранников и инженеров.
Дело оставалось за малым — заполучить одну из магнитных карт, с помощью которых люди Рогволда проходили ворота, отделявшие разные сектора Колонии. Правда, на повестке дня оставался открытым вопрос, что делать дальше, даже если Арчи вызволит дядю из карцера.
* * *
Близился час отбоя, когда Леха вошел в их комнату, как к себе домой — без стука, без приветствий, — и плюхнулся на кровать Василия, придавив заодно ноги писателя, который свернулся калачиком. Тот подскочил на месте, спросонья хлопая глазами. Потом присмотрелся и узнал охранника. Стиснув зубы, откинулся обратно на подушку и с остервенением выдернул ноги из-под непрошеного гостя.
— Ох, сердитый какой! — подначил Леха, но все же переместился на край лежанки. — Ты прости, чернильница, не заметил! Кушаешь, наверное, мало, вот и маленький такой. Не вырос, а?
Василий высунул нос из-под одеяла, явно собираясь резко ответить, но сдержался.
— А ты чего молчишь, Молчун? Не рад меня видеть?
— Рад, — Арчи представил, как себя повел бы Молчун. — Давно не виделись.
— Ох, давно! Это ты верно подметил! Дел по горло! Не скажу, что загоняли, но постоянно: то на входе поставят, то за инженерами присматривать, то на делянке следить, чтобы огородники не разбежались. Это вам не бездельничать на всем готовом, доложу я тебе!
Василий ворочался под одеялом. Арчи показал Лехе ладони, на которых еще оставались следы от кровавых мозолей.
— Один раз кайлом помахал и уже герой труда? — рассмеялся охранник. — Ладно, извини, молодец, конечно, что от работы не отлыниваешь. Это тут ценят, точно.
— Ты по делу пришел или так?
Леха хитро прищурился, а затем показал кивком на Василия.
— Он тут хозяин. Не могу я его выгонять, — сказал Арчи.
Охранник поднялся и пересел к нему на кровать.
— Ничего такого секретного. Просто хотел поболтать со старым приятелем, — нарочито громко объявил он, следя за неподвижным Василием, а затем наклонился к самому уху Арчи и продолжил почти неразличимым шепотом: — Чего от тебя Председатель-то хочет?
Неожиданный поворот. Они ведь должны быть на одной стороне с Председателем. Или нет?
— Ему нужно то же самое, что и всем остальным, — тоже шепотом ответил Арчи.
Леха задумался.
— Я тут краем уха слышал, что ты вроде никакой не Кривопятов, не вор вовсе. Это правда?
— Так говорит человек, который выдает себя за моего дядю.
— Вот! А ты мне не верил! Я же сразу сказал, что тебе не подходит это дурацкое имечко Паша. А ты морду воротил, а!
— Спать мешаете! — раздалось раздраженное из-под одеяла.
— Не злись, чернильница. Чем я тебе насолил?
Василий скинул с себя одеяло и сел на кровати. К впалым щекам прилила кровь. Он шумно дышал и был готов взорваться от одного неосторожного прикосновения.
— А ты не догадываешься? — патологически задушевным голосом поинтересовался он. Впервые писатель выглядел столь грозно.
Леха не подал виду, что догадывается к чему идет разговор, но Арчи обратил внимание, что его правая рука незаметно переместилась поближе к дубинке, прицепленную на поясе.
— Ты, братишка, если претензии имеешь, говори прямо, а то я университетов не заканчивал, намеков не понимаю. Сечешь?
— Сволочь, — словно выплюнул Василий. — Животное!
Леха приосанился, выпятив грудь.
— Так и быть, малахольный, дам тебе поблажку. Даю минуту, чтобы одуматься и извиниться, — он говорил и скалил лошадиные зубы.
Василий демонстрировал удивительную выдержку. Он не дрогнул, не стушевался, а наоборот — в его глазах разгорелся какой-то дьявольский огонь. Арчи напрягся.
— Думаешь, боюсь тебя? Хрен тебе!
Охранник поднялся и шагнул вперед.
— Ну и дурак, — сказал он. — Пока я тебя не обработал, объясни хоть, во имя чего ты решил сдохнуть, а?
— Тебе не понять.
— Неужели из-за бабы весь сыр-бор? — заржал Леха. — Книг своих начитался, что ли? Ни одна мокрощелка не заслуживает…
Придворный летописец взвыл и бросился вперед. Получилось у него совсем нескладно и не так ловко, как он, вероятно, планировал. Охранник с легкостью отбросил его обратно на топчан, отвесил несколько затрещин, схватил за ворот, поднял и несколько раз грохнул спиной об стену. Василий треснулся затылком о камень, и взгляд его сразу помутнел, а тело обмякло.
Что произойдет дальше, Арчи осознал уже сжимая в руке дубинку, которую сорвал с пояса охранника. Леха успел бросить удивленный взгляд через плечо, а потом на его затылок обрушилась пара крепких, размашистых ударов. Он отпустил Василия, захрипел и без сознания рухнул на того сверху.
Арчи обыскал охранника, нашел наручники и сцепил его запястья за спиной. Затем выудил из карманов электрошокер и пластиковую карту от магнитных замков.
— Эй, Вася, — похлопал он писателя по щекам и показал ключ. — С этой штукой можно пройти в сектор шахтеров?
17
Лесосибирск, растянувшийся на полтора десятка километров вдоль Енисея, туристического интереса не представлял. Городишко, не больше полсотни тысяч жителей, продлил свою агонию на неизвестный срок за счет лесопилок, речного порта и канифольного завода. Случайным приезжим, которых нелегкая все же заносила в эту глушь, предлагали скромную культурную программу, ограничивающуюся посещением Крестовоздвиженского собора, самого большого православного собора не только в Красноярском крае, но и во всей Сибири. В давние времена собор считался средоточием духовной жизни. Но на заре Триумвирата иерархи Церкви совершили опрометчивую ошибку, посчитав, что имеют все основания присвоить главенствующую роль как в обществе, так и в государстве. Ни одной из сторон Триумвирата это не понравилось, и очень скоро священнослужители лишились всех преференций, которыми их щедро одаривала прошлая власть. Теперь Крестовоздвиженский собор, как и прочие православные святыни, представлял собой музейную реликвию.
