* * *
В Гонконге они поселились в доходном доме, который больше напоминал студенческое общежитие — удобства на этаже и общая кухня, просторная и закопченная. Как-то раз Арчи имел неосторожность зайти на кухню посреди ночи. Стоило включить свет, и воздух пришел в движение — со зловещим шелестом тараканы разбегались по углам.
«Золота осталось мало, да и не нужно лишний раз показывать, что у нас есть деньги. Тут тысячи отморозков», — объяснил Коростель свой выбор места жительства.
Арчи боялся, что повсюду их будет преследовать внимание окружающих. Но в итоге прав оказался Коростель, который рассмеялся, выслушав его опасения. Гонконг предстал сущим вавилонским столпотворением, где на лоскутном полотне из лиц миллионов китайцев, вьетнамцев, индонезийцев, корейцев и очень скромно ведущих себя японцев затерялись набежавшие соседи из Индии, Пакистана, Афганистана, какие-то совершенно неопределимые представители юго-восточной части Азии и тихоокеанского региона. Среди них то и дело мелькали бледные физиономии европейцев, которые смешно передвигались, словно им разом отказали органы зрения и слуха. До троицы русских беглецов никому не было дела.
В одном жилом блоке с ними обретались трое вежливых исландцев и пара молодоженов из Чехии. Из номера исландцев постоянно тянуло рыбным духом, иногда до такой степени невыносимым, что приходилось зажимать нос. Чехи — оба, жена и муж, — косились на новых соседей и многозначительно улыбались одними уголками губ, как люди, знавшие больше остальных. Арчи предполагал, что эта парочка догадывается о том, откуда прибыла их славная компания. Бессердечно уязвленные старшим братом славянские народы сохранились как будто только за тем, чтобы напоминать себе и остальному миру, какие государственные преступления требуют отмщения. В общем, Арчи сразу почувствовал угрозу, скрывающуюся за их проницательными улыбочками.
— Не думал, что когда-нибудь увижу такой вертеп.
Арчи и его дядя оккупировали столик у входа в непритязательное кафе, которое притерлось боком к доходному дому. Отсюда улица просматривалась в обе стороны.
— Ты знаешь, что такое вертеп? — поинтересовался Арчи.
Дядя покрутил в руках бокал с водянистым пивом.
— Притон, бордель… Разве нет?
— Так славяне называли пещеру. Во многих православных службах вертеп упоминается, как место рождения Иисуса.
— Познавательно, — равнодушно покивал дядя. — Вычитал в своих книжках?
— Где же еще… Интересно все получается…
— Что именно?
— Посмотри на все эти башни, из-за которых бухту не видно. Столько языков вокруг! Чем не новый Вавилон? Трудно найти более подходящее место для нового столпотворения. С другой стороны, ты говоришь: вертеп. Неожиданная версия, но и она имеет право на существование. Я не удивлюсь, если здесь появится новый мессия.
Дядя протянул над столом руку и потрогал лоб племянника.
— Ты как себя чувствуешь? Не заболел?
Арчи отмахнулся.
— Я в порядке.
— Не понимаю, с чего такие разговоры. Ты же всегда был равнодушен к религии.
— Ты прав. Просто подумалось. Не обращай внимания.
Он откинул волосы со лба и мотнул головой, давая понять, что тема закрыта.
— Ты ведь общался с моим отцом. Тогда, тридцать лет назад.
— Буквально мимоходом.
— И каким он тебе показался?
— Нормальный мужик. Производил впечатление. Уверенный, целеустремленный. Да что я могу о нем такого рассказать? Надо было у матери спрашивать.
— У нас эта тема была под запретом. И вот теперь я думаю…
— О чем?
— Хочу ли я с ним встречаться?
Дядя посмотрел на него через бокал пива.
— Мне такие разговоры не по душе. Не пойми меня превратно, сынок, но не забивай голову всякой ерундой. Встретиться с ним тебе придется. У нас просто нет другого пути.
Через дверь ворвался холодный ветер, и Арчи застегнул молнию на куртке.
— За всем, что ты делаешь, стоит один и тот же мотив. Всегда спасаешь свою шкуру, ведь так? — спросил он. — Когда после смерти матери взял меня под крыло, ты уже тогда решил использовать меня, как страховочный вариант?
— Значится, так, мальчик. Я не сторонник сантиментов и никогда этого не скрывал. Эту тему мы обсуждаем в первый и последний раз. Договорились?
Арчи согласился. Даже такое предложение было весьма щедрым, учитывая характер дяди.
— Да, я знал имя твоего отца. Я говорил твоей матери, что глупо не использовать такой шанс. Если бы она меня послушала… Кто знает, может, она и сегодня жила бы счастливо — как настоящая леди в каком-нибудь особняке с прислугой, а ты, дружок, закончил бы Оксфорд или какой там у них самый крутой университет. Не скрою, я планировал получить определенную выгоду. Но что в том плохого? Однако я сдержал слово и стыдиться мне нечего. Я и думать про вас обоих забыл. А потом объявился ты. Предпочел бы, чтобы я выставил тебя за дверь? По-твоему, так было бы честнее? Мне показалось иначе. Я уже не помню, может, и были у меня кое-какие мыслишки насчет твоего отца, но, ей-богу, ничего серьезного. Посмотри на меня, сынок. Я одинок, немолод. Я давно понял, что настоящей семьи у меня никогда не будет. Думаешь, это легко? Ты действительно был мне нужен, но не потому, что твой отец — Харпер Джонстон, — дядя тяжело вздохнул. — Не ожидал я, старый дурак, что нас возьмут в оборот. Теперь-то ясно, что не стоило тебя впутывать. Но все получилось именно так: ты очутился на каторге, а мне оставалось дожидаться, когда выйдет мой пенсионный срок. Все равно, что гнить заживо. Вот я и решил рискнуть. Твоя и моя жизнь — они оказались тесно связаны. Ничего не поделаешь.
Он подождал, пока Арчи в очередной раз думал, можно ли доверять дядиным откровениям.
— Вопросы остались?
— Дело не в вопросах, — Арчи искал подходящие слова. — Я должен сам принимать решения. Больше не хочу быть марионеткой в чужих руках.
— Я никогда тобой не манипулировал, — обиделся дядя.
На пороге кафе материализовались молодожены из Чехии. Сделав вид, что не заметили Полуниных, они разместились через один столик от них. Женщина водила пальцем по строчкам меню и пыталась объясниться на смеси китайского и английского с патологически низкорослым официантом, которому даже не нужно было наклоняться, чтобы его голова оказалась на одном с ней уровне.
— Вчера вечером еле сдержался, чтобы не сказать этому ослу, что Прага особенно прекрасна весной.
— Не понимаю я их ненависти. Мы же лично не брали их штурмом, а они сами тогда еще на свет не появились.
— Это у них наследственное, — объяснил дядя и, допив остатки в бокале, поморщился. — Передается с молоком матери… Отвратительное тут пиво. В Чехии лучше, но тоже моча. Самое вкусное — в Германии и Англии. Ах да, еще в Бельгии!
