Вивенна подняла глаза, моргая сквозь слезы.
Вашер отвернулся.
– Я не такой, – сказал он. – Трепаться не умею. Раздражаюсь. Гавкаю на людей. Это не прибавляет мне популярности. Но я обещаю не лгать тебе. – Он встретился с ней взглядом. – Я хочу остановить войну. Сейчас для меня это главное. Даю слово.
Она сама не знала, поверила ли ему. Но поймала себя на том, что хочет верить. «Дура. Тебя опять обведут вокруг пальца, только и всего».
Она, как выяснилось, неважно разбиралась в людях. Но мешочка с монетами не взяла.
– Я готова помочь. Если не придется делать ничего, кроме как внушать людям, что я хочу уберечь Идрис от беды.
– И на том спасибо.
Вивенна помедлила.
– А вы правда думаете, что нам по силам остановить войну?
Вашер пожал плечами:
– Возможно. Если я сдержусь и не выколочу цвета из этих идрийцев за идиотское поведение.
«Миротворец, страдающий припадками ярости, – подумала она горестно. – Славный набор. Немного напоминает благочестивую идрийскую принцессу, у которой столько биохроматических дохов, что можно заселить деревеньку».
– Это место не последнее, – сказал Вашер. – Я представлю тебя и в других.
– Хорошо, – согласилась Вивенна и встала, стараясь не смотреть на клинок.
Тот сохранял странную способность вызывать тошноту.
Вашер кивнул:
– Людей будет приходить немного. У меня нет таких связей, как у Дента, и я не вожусь с важными шишками. Я знаком с работягами. Нам придется посетить красильни – возможно, даже некоторые поля.
– Понимаю, – сказала она.
Не говоря больше ни слова, Вашер подобрал деньги и вывел Вивенну на улицу.
«Итак, все заново, – подумала принцесса. – Остается надеяться, что теперь я сделала правильный выбор».
44
Сири с любовью наблюдала, как Сьюзброн уписывает третий десерт. Их ночные яства заняли стол и пол; одни блюда были опустошены полностью, другие – чуть тронуты. Первая ночь, когда Сьюзброн велел подать кушанья, положила начало традиции. Теперь они заказывали еду регулярно, но только после того, как Сири разыгрывала представление для соглядатаев-жрецов. Сьюзброн заявил, что находит это очень забавным, хотя по ходу действа она замечала в его глазах недоумение и любопытство.
Без жреческого надзора за соблюдением этикета Сьюзброн оказался изрядным сластеной.
– Ты бы поосторожнее, – сказала ему Сири, когда он прикончил очередное пирожное. – Растолстеешь от такого количества.
Он потянулся за доской для письма.
«Не растолстею».
– Нет, растолстеешь, – улыбнулась она. – От пирожных так и случается.
«Не с богами. Мне объяснила мать. Люди наращивают мышцы, если много упражняются, и жиреют, если много едят. С возращенными этого не происходит. Мы всегда выглядим одинаково».
Сири было трудно возразить. Что она знала о возвращенных?
«А в Идрисе кормят так же?» – написал Сьюзброн.
Сири снова улыбнулась. Он постоянно проявлял недюжинный интерес к ее отчизне. Она угадывала в нем томление, желание вырваться из дворца и повидать белый свет. И все же, несмотря на суровые правила, он не хотел бунтовать.
– Придется мне растлить тебя основательнее, – заметила Сири.
Он помедлил.
«А при чем тут еда?»
– Ни при чем. И тем не менее это правда. Ты чересчур хороший человек, Сьюзброн.
«Сарказм? – написал он. – Искренне надеюсь, что да».
– Только наполовину. – Сири легла на живот, при этом одновременно улеглась на Сьюзброна и на эту их «поляну» для пикника.
«Полусарказм? Что-то новенькое?»
– Нет, – вздохнула она. – Даже в сарказме бывает правда. Я не хочу растлить тебя по-настоящему, но ты, по-моему, слишком покорен. Тебе надо стать немного беспечнее. Порывистым и независимым.
«Трудно быть порывистым, когда ты заперт во дворце и окружен сотнями слуг».
– С этим не поспоришь.
«Но я поразмыслил над твоими словами. Пожалуйста, не сердись на меня».
Сири насторожилась, уловив его смущение.
– Хорошо. Что же ты сделал?
«Пообщался с моими жрецами. Ремесленным шрифтом».
Сири запаниковала.
– Ты рассказал им о нас?
«Нет-нет, – написал он быстро. – Я сказал, что тревожусь из-за ребенка. И спросил, почему отец умер сразу после моего рождения».
Сири нахмурилась. Лучше бы он предоставил ей вести подобные разговоры. Впрочем, она ничего не сказала. Ей не хотелось уподобляться жрецам и держать его под каблуком. Опасность грозила ему, и он имел право участвовать в разрешении проблемы.
– Хорошо, – сказала она.
«Ты не сердишься?»
Сири повела плечами:
– Я же только что призывала тебя быть порывистым! Теперь грех жаловаться. И что же они ответили?
Он стер написанное и продолжил:
«Сказали, что волноваться незачем и все будет в порядке. Тогда я спросил еще раз, и они снова выразились туманно».
Сири медленно кивнула.
«Мне больно это писать, но я начинаю думать, что ты права. Я заметил, что в последнее время охрана и пробуждающие необычно ко мне приблизились. Вчера мы даже не пошли на ассамблею».
– Дурной знак, – согласилась она. – Я тщетно пыталась выяснить, что будет дальше. Призвала еще троих сказителей, но все они выложили не больше, чем Хойд.
«Ты по-прежнему думаешь, что дело в моем дохе?»
Сири снова кивнула:
– Помнишь, что я рассказала о разговоре с Треледизом? Твой дох он поминал с благоговением. Для него это нечто вроде семейного гобелена, который передают по наследству.
«В детской сказке из моей книги есть волшебный меч. Дед отдает его маленькому внуку, а потом оказывается, что это реликвия – символ королевской власти».
– К чему ты клонишь? – спросила она.
«Возможно, вся халландренская монархия – лишь орудие для охраны доха. Единственный способ передавать его из поколения в поколение – использовать людей в качестве носителей. И потому создали династию Богов-королей, которые хранят это сокровище и передают его от отца к сыну».
– Тогда получается, что Сосуд, скорее, не я, а Бог-король. Ножны для волшебного оружия.
«Именно так, – ответил Сьюзброн, быстро водя рукой. – В сокровищнице было столько дохов, что мой клан пришлось превратить в королевский. И отдать сокровище возвращенным, иначе их король и боги вступили бы в борьбу за власть».
