– Что ж, тогда я немало оскорблена твоим присутствием, – фыркнула она.
– Туше́, – согласился Жаворонок.
– И не объяснишь, почему соперничество со мной – самый искренний комплимент?
– Конечно объясню. Дорогая моя, разве было хоть раз, чтобы я изрек нечто дикое, провокационное и не подкрепил это таким же несуразным объяснением?
– Разумеется, нет, – кивнула Рдянка. – Ты ничто, если не вымотаешь нервы своей самодовольной надуманной логикой.
– В этом смысле я вполне уникален.
– Бесспорно.
– Как бы то ни было, – сказал Жаворонок, воздев палец, – если я буду намного краше тебя, люди забудут о тебе и станут глазеть на меня. Тогда, чтобы вернуть их внимание, ты снова станешь самой собой, начнешь закатывать мелкие истерики и всячески соблазнять. А в этом случае, как я объяснил, тебе не бывает равных. Поэтому единственный способ обеспечить тебе заслуженное внимание – полностью отвлечь его от тебя. Это и правда очень трудно. Надеюсь, ты оценишь мои старания!
– Позволь заверить, я их ценю, – сказала она. – И даже настолько высоко, что хочу дать тебе передышку. Можешь угомониться. Быть прекраснейшим из божеств – нелегкое бремя, но я его выдержу.
– Никак не могу допустить.
– Но если, милый, ты будешь слишком хорош, то полностью разрушишь свой образ.
– Да он все равно утомляет, – не уступил Жаворонок. – Я долго старался быть самым ленивым богом, но теперь все больше убеждаюсь, что мне это не по плечу. В отличие от меня, другие никчемны и тем восхитительны от природы. Они лишь притворяются, будто не знают об этом.
– Жаворонок! – воскликнула Рдянка. – Ты превращаешься в завистника!
– С тем же успехом можно заявить, будто мои ноги благоухают плодами фейхоа. Сказать можно что угодно, сложнее высказаться по делу.
– Ты безнадежен, – рассмеялась она.
– Серьезно? Я думал, что нахожусь в Т’Телире. Когда мы выступили?
Она подняла палец:
– Так себе шпилька.
– Может быть, просто обманка.
– Обманка?
– Да, умышленно жалкая шутка, отвлекающая от настоящей.
– То есть?
Глазея на арену, Жаворонок замялся.
– Я говорю о шутке, которую сыграли со всеми нами, – сказал он тише. – Сыграл пантеон, когда наделил меня способностью столь ощутимо влиять на действия королевства.
Рдянка нахмурилась, уловив в его тоне горечь. Они остановились в проходе, Рдянка повернулась к арене спиной и к нему лицом. Жаворонок выдавил улыбку, но момент был упущен. Продолжать в том же духе не получилось. Вокруг них пришли в движение слишком тяжелые шестеренки.
– Наши братья и сестры не так плохи, как ты намекаешь, – негромко заметила Рдянка.
– Только беспробудные кретины могли предоставить мне власть над войсками.
– Они тебе доверяют.
– Они ленивы, – возразил Жаворонок. – Перекладывают на других нелегкие решения. Именно это и поощряет система, Рдянка. Мы заперты здесь, и от нас требуют проводить время в праздности и наслаждениях. А затем воображают, будто мы знаем, как лучше помочь государству? – Он покачал головой. – Мы боимся внешнего мира больше, чем признаем. Все, что у нас есть, – художества и сны. Потому и кончилось тем, что мы с тобой возглавили армии. Никто не хочет посылать войска на бойню и смерть. Участвовать желают все, но отвечать – никто.
Он умолк. Рдянка не сводила с него взгляда – богиня безупречного сложения. Она была намного сильнее прочих, но прятала силу под маской пошлости.
– Одно твое высказывание правдиво, – тихо сказала она.
– А именно?
– Ты прекрасен, Жаворонок.
Какое-то время он смотрел ей в глаза. Широко расставленные, волшебные зеленые очи.
– Ты ведь не собираешься делиться со мной кодовыми словами? – спросила она.
Он мотнул головой.
– Я тебя впутала в эту историю. Ты постоянно твердишь, что бесполезен, но все мы знаем: ты один из немногих, кто в своей галерее вникает в каждую картину, скульптуру и гобелен. Выслушивает все песни и стихи, серьезнее всех относится к прошениям ходатаев.
– Вы все дураки, – ответил он. – Меня не за что уважать.
– Нет, – уперлась она. – Ты развлекаешь нас даже оскорблениями. Неужели не видишь, к чему это приводит? Неужели не понимаешь, что ненароком над всеми возвысился? Ты сделал это не нарочно, Жаворонок, потому-то и вышло так замечательно. В распутном городе ты один проявил толику мудрости. Я думаю, именно поэтому ты и командуешь войсками.
Он не ответил.
– Я догадывалась, что ты воспротивишься, – сказал Рдянка. – Но все равно надеялась повлиять.
Все так же глядя ему в глаза, она покачала головой:
– Я не знаю, которое из моих чувств сильнее, Жаворонок. Любовь или разочарование.
Он поцеловал ее руку:
– Я принимаю то и другое, Рдянка. И почитаю за честь.
С этими словами он развернулся и пошел в свою ложу. Стихийник прибыл, остались только Бог-король и его суженая. Жаворонок сел, гадая, почему нет Сири. Обычно она приходила к арене задолго до начала.
Он обнаружил, что ему трудно сосредоточиться на юной королеве. Рдянка все стояла в проходе и наблюдала за ним.
Но потом наконец удалилась к себе.
* * *
Сири шла по коридорам дворца в окружении одетых в бурые платья служанок, и ее обуревала тревога.
«Сперва пойду к Жаворонку, – повторяла она план. – Никто не удивится, если я сяду рядом, мы часто сидим вместе на таких собраниях. Дождусь Сьюзброна. Затем попрошу Жаворонка о беседе наедине, без жрецов и слуг. Расскажу все, что узнала о Боге-короле и неволе, в которой его держат. Дальше посмотрим, что он сделает».
Больше всего она боялась выяснить, что Жаворонок уже в курсе. Мог ли он оказаться участником общего заговора? Она доверяла ему не меньше, чем остальным заговорщикам, за исключением Сьюзброна, но нервы понуждали сомневаться во всем и всех.
Она проходила через залы, и каждый отличался своей цветовой гаммой. Она уже не замечала их ярких красок.
«Допустим, Жаворонок согласится помочь. Тогда я дождусь перерыва. Жаворонок отправится переговорить с другими богами. Те обратятся к своим жрецам и велят им обсудить на арене, почему Бог-король никогда с ними не разговаривает. Пусть жрецы Бога-короля оправдаются».
Ей не хотелось зависеть от жрецов – даже от тех, кто не входил в окружение Сьюзброна, но этот вариант выглядел наилучшим. К тому же, если жрецы других богов не подчинятся, Жаворонок и остальные возвращенные поймут, что их служители занимаются саботажем. Так или иначе, Сири знала, что вступает в крайне опасную игру.
