Уставшая от дневных событий и интриг, она вскоре обнаружила, что завернулась в роскошный плед и успокоилась. Бог-король оставил ее в одиночестве. Он заметно напрягся при ее приближении и выглядел встревоженным, даже напуганным.
Такого не могло быть. Он – Бог и король Халландрена, а она всего-навсего глупая девчонка, заплывшая на немалую глубину. Нет, он не испугался. Мысли об этом хватило, чтобы она снова развеселилась. Но Сири обуздала себя, сохраняя у подслушивавших жрецов иллюзию, будто она отключилась в роскошной и уютной постели.
* * *
На следующее утро Жаворонок не встал.
Его слуги выстроились по периметру комнаты, подобно стае птиц в ожидании корма. К полудню они принялись неловко переминаться и переглядываться.
Он же лежал, созерцая узорный красный балдахин. Приблизились слуги, они поставили на прикроватный столик поднос с едой. К ней Жаворонок не притронулся.
Ему снова приснилась война.
Наконец к постели подошел человек. Широкий в талии и облаченный в жреческие одежды, Лларимар свысока посмотрел на своего бога. Он ничем не выказал раздражения, которое, как был уверен Жаворонок, сейчас бурлило в нем.
– Прошу нас оставить, – обратился Лларимар к слугам.
Те неуверенно замешкались. Когда это бог оставался без слуг?
– Пожалуйста, – повторил Лларимар, хотя дал тоном понять, что это не просьба.
Слуги медленно потянулись из комнаты. Лларимар подвинул поднос с едой, сел на край низкого столика и задумчиво посмотрел Жаворонка.
«Что же я натворил, чем заслужил такого жреца?» – подумал Жаворонок.
Он знал многих первосвященников других возвращенных, и большинство было в той или иной степени невыносимо. Одни оказывались скоры на гнев, другие спешили указать на некое прегрешение, а остальные так пресмыкались перед хозяевами, что окончательно сводили их с ума. Треледиз, личный первосвященник Бога-короля, держался настолько чванливо, что перед ним даже боги меркли.
И еще Лларимар. Терпеливый, понимающий. Он заслуживал лучшего господина.
– Все в порядке, ваша милость, – сказал Лларимар. – Что на этот раз?
– Я болен, – ответил Жаворонок.
– Вы не можете заболеть, ваша милость.
Жаворонок слабо кашлянул, в ответ Лларимар лишь закатил глаза.
– Ох, да ладно тебе, Шныра, – сказал Жаворонок. – Неужто нельзя разок чуть-чуть подыграть?
– Подыграть вашей болезни? – спросил Лларимар с налетом веселости. – Ваша милость, это значит притвориться, что вы не бог. По-моему, не лучший прецедент для вашего первосвященника.
– Так и есть, – шепнул Жаворонок. – Я не бог.
Лларимар вновь не выказал ни досады, ни гнева. Он только нагнулся.
– Пожалуйста, не говорите таких вещей, ваша милость. Нельзя этого делать, даже если сами не веруете.
– Почему нельзя?
– Ради тех многих, кто верует.
– Значит, мне их и дальше обманывать?
Лларимар покачал головой:
– Это не обман. Люди довольно часто верят в кого-то большего, чем они сами.
– И тебе не колется, что в моем случае это довольно странно?
Лларимар улыбнулся:
– Без знания вашего нрава – нет. Итак, чем это вызвано?
Жаворонок, отвернувшись, снова уставился в потолок.
– Рдянке нужны мои кодовые слова для безжизненных.
– Да.
– Она уничтожит новую королеву, – сказал Жаворонок. – Рдянка уверена, что идрийцы нацелились на халландренский трон и разыгрывают спектакль.
– Вы не согласны?
Жаворонок мотнул головой:
– Нет. Может быть, и нацелились. Но я не считаю, что эта девчонка – королева – знает о своем участии в чем-то большем. Боюсь, Рдянка раздавит ребенка из чистого страха. Меня беспокоит, что она будет делаться все агрессивнее и втянет нас в войну, а я пока не знаю, правильно ли так поступать.
– Похоже, вы уже неплохо во всем разобрались, ваша милость, – заметил Лларимар.
– Я не хочу в этом участвовать, Шныра, – отозвался Жаворонок. – Но я чувствую, что меня так и затягивает.
– Ваш долг – как раз участвовать, чтобы вести за собой королевство. Вам не отделаться от политики.
– Отделаюсь, если не вылезу из постели.
Лларимар вскинул бровь:
– Ваша милость, вы же не верите в это искренне?
Жаворонок вздохнул:
– Ты же не будешь выговаривать мне за то, что даже бездействие имеет политические последствия?
Лларимар замялся.
– Возможно. Нравится вам это или нет, вы – часть внутреннего механизма этого королевства и действуете, даже оставаясь в постели. Если вы ничего не делаете, а беды случаются, ваша вина будет не меньше.
– Нет, – возразил Жаворонок. – Ты не прав. Если я ничего делаю, то как минимум ничего не разрушаю. Конечно, я могу позволять злодейство другим, но это разные вещи. А что скажут люди – поистине не имеет значения.
– А если, действуя, вы сможете улучшить положение?
Жаворонок покачал головой.
– Ничего не выйдет. Ты хорошо меня знаешь.
– Знаю, ваша милость, – сказал Лларимар. – Быть может, лучше, чем думаете. Вы всегда были в числе прекраснейших людей, каких я знал.
Жаворонок закатил глаза, но осекся, увидев выражение лица Лларимара.
«В числе прекраснейших людей, каких я знал…»
Жаворонок сел.
– Ты знал меня! – бросил он обвинение. – Вот почему стал моим первосвященником. Ты знал меня раньше! До моей смерти!
Лларимар промолчал.
– Кем я был? – спросил Жаворонок. – Ты утверждаешь, что хорошим человеком. Чем я это заслужил?
– Ваша милость, я ничего не могу сказать.
– Ты уже кое о чем проболтался, – поднял палец Жаворонок. – Можешь с тем же успехом продолжить. Пути назад нет.
– Я и так сказал слишком много.
– Давай же, – подбодрил его Жаворонок. – Самую малость. Я из Т’Телира? Как я умер?
«Кто она, женщина, которую я вижу во снах?»
Лларимар ничего не ответил.
– Я могу приказать тебе говорить…
– Нет, не можете, – парировал Лларимар, с улыбкой вставая. – Это как дождь, ваша милость. Сказать-то погоде перемениться вы можете, но в глубине души не верите в успех. Она не послушается – не подчинюсь и я.
«Удобный теологический пассаж, – подумал Жаворонок. – Особенно когда хочешь что-нибудь скрыть от своих богов».
Лларимар повернулся к выходу.
