По пути во дворец, за едой и всю ночь напролет.
24
Служанки неуверенно столпились вокруг Сири, когда в их сопровождении она вошла к писцам. Вокруг царил кавардак. Сири была в сине-белом платье с десятифутовым шлейфом. Стойло ей появиться, как писцы и жрецы вскинули взоры, потрясенные; некоторые тотчас повскакивали, кланяясь. Другие только пялились на ее шествие, а служанки прилагали все усилия, чтобы держать шлейф с достоинством.
Исполненная решимости, Сири продолжила путь через комнату, больше смахивавшую на коридор. Вдоль стен стояли длинные столы, заваленные кипами бумаг, за которыми трудились писцы: из Пан-Каля – в буром, халландренцы – в цветах дня сегодняшнего. Стены, конечно же, были черными. Расцвечивали помещения только в центре дворца, где Бог-король и Сири проводили большую часть времени. Раздельно, разумеется.
«Впрочем, ночью все немного меняется», – улыбнулась Сири. Она казалась себе настоящей заговорщицей, обучавшей мужа грамоте. У нее был секрет, хранимый от всего королевства, – тайна, касавшаяся одного из самых могущественных на свете людей. Это повергало ее в трепет. Она понимала, что должна бы сильнее тревожиться. Действительно, в минуты наибольшей задумчивости ее беспокоила реальность, скрывавшаяся за предупреждениями Синепалого. Именно поэтому она пожаловала к писцам.
«Интересно, почему королевская опочивальня расположена в таком месте? – подумала она. – Вне главной части дворца, в черном отсеке».
Так или иначе, служебное помещение, за исключением спальни Бога-короля, было последним местом, где писцов могла побеспокоить королева. Сири заметила, что стоило ей дойти до дальних дверей, как несколько ее служанок виновато глянули на мужчин. Слуга распахнул дверь, и она шагнула в новую, средних размеров комнату.
Там непринужденно листала книги компания жрецов. Они посмотрели на нее. Один потрясенно выронил том.
– Мне нужны кое-какие книги! – объявила Сири.
Духовенство уставилось на нее.
– Книги? – наконец переспросил один.
– Да, – подтвердила Сири, упершись руками в бедра. – Я не ошиблась, это же дворцовая библиотека?
– В общем-то, да, Сосуд, – ответил жрец, глядя на товарищей.
Все были в рясах своих орденов, а нынешнему дню соответствовали фиолетовый и серебристый цвета.
– В общем-то, тогда, – передразнила его Сири, – я хочу набрать книг. Меня утомили заурядные развлечения, и в свободное время я буду читать.
– Этих книг вам никак не захочется, Сосуд, – подал голос другой жрец. – Все они скучные – о религии или городских финансах. Куда уместнее будет сборник рассказов.
Сири вскинула бровь.
– И где же мне найти сей «более уместный» труд?
– Мы можем попросить чтеца доставить книгу из городского собрания, – предложил жрец, плавно шагнув вперед. – Он скоро прибудет.
Сири замялась:
– Нет. Мне этот вариант не нравится. Я возьму что-нибудь отсюда.
– Нет, не возьмешь, – раздался сзади новый голос.
Сири обернулась. За спиной стоял первосвященник Бога-короля Треледиз: пальцы сплетены, на голове – митра, лицо – мрачное.
– Вы не можете мне отказать, – сказала Сири. – Я ваша королева.
– Я могу и откажу тебе, Сосуд, – возразил Треледиз. – Видишь ли, эти книги весьма ценны, и если с ними что-нибудь случится, последствия для королевства будут тяжелыми. Даже нашим жрецам запрещено их выносить.
– Кто бы мог подумать, что здесь, во дворце, им может что-то грозить!
– Таково правило, Сосуд. Это собственность бога. Сьюзброн дал понять, что желает держать книги здесь.
«Ой ли?» Треледизу и духовенству был очень удобен безъязыкий бог. Жрецы оглашали его мнение в зависимости от сиюминутной ситуации, а он не мог возразить.
– Если вам абсолютно необходимо прочесть книги, – сказал Треледиз, – вы можете заняться этим здесь.
Она окинула взглядом комнату и представила себя в окружении чванливых жрецов, которые будут слушать каждое ее слово, а она – выставлять свою дурость. Если в этих томах найдется нечто деликатное, они наверняка сумеют ее отвлечь и не дадут прочесть.
– Нет, – отказалась Сири, покидая людную комнату. – Может быть, в другой раз.
* * *
«Я жы сказал, что тебе не дадут книг», – написал Бог-король.
Сири закатила глаза и шлепнулась на постель. На ней по-прежнему было тяжелое вечернее платье. Способность общаться с Богом-королем почему-то сделала ее застенчивее. Платья она снимала только перед самым сном, который в последнее время наступал все позднее и позднее. Сьюзброн сидел рядом, но не на матраце, как в первую ночь. Взамен он придвинул к кровати свой стул. Он продолжал казаться огромным и властным. По крайней мере, пока не смотрел на нее взглядом открытым и честным. Он взмахом руки подзывал ее к себе с доской и писал угольком, который она тайком приносила.
«Не сырдис так на жруцов», – писал он с чудовищными, но понятными ошибками.
Жрецы. Она украла чашку, потом спрятала ее в комнате. Если приложить к стене и прислушаться, то иногда можно расслышать разговоры с другой стороны. После ночных стонов и качаний она обычно различала, как двигают стулья и закрывают дверь. Затем в соседней комнате наступала тишина.
Жрецы либо уходили каждую ночь в уверенности, что дело сделано, либо оставались при своих подозрениях и обманывали ее, притворяясь, будто ушли. Инстинкт подсказывал первое, хотя для верности, на всякий случай, она обращалась к Богу-королю только шепотом.
«Сири, – написал он. – О чем ты думаеш?»
– О твоих жрецах, – прошептала она. – Они изводят меня! Нарочно делают мне назло.
«Они хорошые люди. Очень много работают, штобы сохронить мое королевство».
– Они отрезали тебе язык, – напомнила она.
Какое-то время Бог-король сидел неподвижно.
«Так было нада, – написал он. – Я слишком могуч».
Она придвинулась. Он, как всегда, отстранился и убрал с ее пути руку. В этом движении не было высокомерия. Сири подумала, что до него вообще крайне редко дотрагиваются и опыт его небогат.
– Сьюзброн, – шепнула она, – этим людям нет до тебя никакого дела. Они сделали больше, чем вырезали язык. Они говорят от твоего имени, творя все, что заблагорассудится.
«Они не вроги, – написал он упрямо. – Это хорошые люди».
– Да? – съехидничала она. – Тогда почему ты скрываешь от них, что учишься грамоте?
Он снова умолк, глядя в пол.
«Какое унижение для того, кто правил Халландреном пятьдесят лет, – подумала Сири. – Во многом он сущее дитя».
