– Ты спустился ее поискать? – спросил Жаворонок.
Тот кивнул.
– И сколько времени это заняло?
– Несколько минут, ваша милость.
Жаворонок медленно кивнул:
– Что ж, очень хорошо. Благодарю.
Молодой жрец направился к группе своих коллег.
– Ох, погоди! – спохватился Жаворонок. – Не удалось ли тебе ненароком хорошенько взглянуть на преступника?
– Толком нет, ваша милость. Он был в темном одеянии, такое в глаза не бросается. И находился слишком далеко, чтобы рассмотреть.
Жаворонок махнул рукой, отпуская его. Какое-то время он задумчиво тер подбородок, после чего уставился на Лларимара.
– Ну?
– Что – «ну», ваша милость? – поднял брови жрец.
– Что ты об этом думаешь?
Лларимар покачал головой:
– Я… честно не знаю, ваша милость. Но важность события очевидна.
Жаворонок помедлил.
– В самом деле?
– Да, ваша милость, – кивнул Лларимар. – Из-за слов человека, которому поранили руку. Он упомянул черный меч. Вы предсказали это, помните? По картине, с утра?
– Это не предсказание, – возразил Жаворонок. – Меч там был.
– Именно так и делается пророчество, ваша милость, – заметил Лларимар. – Неужели не понимаете? Вы смотрите на картину, и вашему взору открывается весь образ. Все, что увидел я, – беспорядочные красные мазки. Сцена же, описанная вами, вещи, которые вы узрели, – пророческие. Вы – бог.
– Но я увидел в точности то, что было указано в подписи! – воскликнул Жаворонок. – Еще до того, как ты мне ее прочел.
Лларимар понимающе кивнул, как будто это доказывало его правоту.
– А, забудь. Духовенство! Несносные фанатики, все до единого. Но ты все равно согласен, что здесь творится нечто необычное.
– Бесспорно, ваша милость.
– Отлично, – сказал Жаворонок. – Тогда будь добр не ныть, когда я веду следствие.
– На самом деле, ваша милость, – сказал Лларимар, – ваше неучастие даже важнее. Вы предсказали, что это случится, но вы оракул. Вам нельзя соприкасаться с предметами ваших предсказаний. Если вы ввяжетесь, то расшатаете очень и очень многое.
– Мне нравится быть расшатанным, – ответил Жаворонок. – К тому же дело приняло слишком занятный оборот.
Лларимар, как обычно, не отреагировал на пренебрежение своим советом, но, когда они зашагали назад к основной группе, задал вопрос:
– Ваша милость! Исключительно для удовлетворения моего личного любопытства – что вы сами думаете об убийстве?
– Это же очевидно, – небрежно бросил Жаворонок. – Преступников было двое. Первый – здоровяк с мечом. Он обезвредил охрану, напал на слуг, выпустил на волю безжизненного, затем исчез. Второй человек – тот, которого видел молодой жрец, – явился следом за первым. Этот второй и есть убийца.
– Почему вы так считаете? – наморщил лоб Лларимар.
– Первый не потрудился убивать, – ответил Жаворонок. – С риском для себя он оставил стражей живыми, а они могли в любую секунду очнуться и забить тревогу. Он не обратил меч против слуг, лишь попытался их приструнить. Ему было незачем убивать того, связанного, тем паче что он уже оставил свидетелей. Однако, если там находился второй… тогда это вполне разумно. Убитый слуга единственный оставался в сознании, когда пришел второй преступник. И только покойник видел второго злодея.
– Значит, вы думаете, что за человеком с мечом последовал кто-то еще, убил единственного свидетеля, а дальше…
– Оба исчезли, – докончил Жаворонок. – Я нашел люк. Я полагаю, что под дворцом есть потайные ходы. Мне это представляется совершенно очевидным. Впрочем, кроме одного. – Он глянул на Лларимара, замедлив шаг, благо они дошли до жрецов и слуг.
– И что же это, ваша милость?
– Как, во имя цветов, я все это вычислил?
– Я сам пытаюсь понять, ваша милость.
Жаворонок покачал головой:
– Это что-то из прошлого, Шныра. Все, что я делаю, воспринимается как естественное. Кем я был до смерти?
– Не знаю, о чем вы, ваша милость, – сказал Лларимар, отворачиваясь.
– О, да полно, Шныра! Большую часть моей возвращенной жизни я провел в праздности, но стоило кого-то убить, как я выскакиваю из постели и не могу удержаться от разбирательства. Тебе не кажется это подозрительным?
Лларимар не смотрел на него.
– Цвета! – выругался Жаворонок. – Я был кем-то полезным? Я уже принялся убеждать себя, что умер оправданно – например, свалившись спьяну с пенька.
– Вы знаете, что умерли с отвагой, ваша милость.
– Пень мог быть очень высоким.
Лларимар только качнул головой:
– Как угодно вашей милости, но вам известно, что я не могу сказать, кем вы были раньше.
– Ладно, эти инстинкты откуда-нибудь да выплыли, – сказал Жаворонок, когда они подошли к основной массе зрителей – жрецам и слугам. Первосвященник вернулся с маленьким деревянным ящиком. Внутри кто-то бешено скребся.
– Благодарю, – рявкнул Жаворонок, забирая ящик и проходя мимо, даже не замедляя шаг. – Говорю тебе, Шныра, я недоволен.
– С утра вы пребывали в весьма приподнятом настроении, ваша милость, – заметил Лларимар, когда они удалились от дворца Милосердной.
Ее жрец остался позади с жалобой, угасающей на губах. Свита Жаворонка последовала за своим божеством.
– Я был рад, потому что не знал о происходившем, – ответил Жаворонок. – Как же мне пребывать в подобающей праздности, если меня так и тянет к расследованию? Право слово, это убийство начисто уничтожит мою с трудом завоеванную репутацию.
– Мои соболезнования, ваша милость. Мнимая мотивация причинила вам неудобства.
– Истинно так, – вздохнул Жаворонок. Он протянул ящик с безжизненным бешеным грызуном. – Держи. Как по-твоему, мои пробуждающие сумеют взломать кодовый заговор?
– Рано или поздно, – ответил Лларимар. – Правда, это – животное, ваша милость. Оно ничего нам не скажет.
– Все равно пусть займутся. А я тем временем еще поразмыслю над этим делом.
Они вернулись в его дворец. Но Жаворонка теперь ошеломило другое: тот факт, что он использовал слово «дело» по отношению к убийству. Он никогда его не слышал в подобном контексте, однако знал, что употребил к месту. Инстинктивно.
«Когда я вернулся, мне не пришлось учиться говорить, – подумал он. – Ходить, читать и все остальное. Утрачены только личные воспоминания. Но, очевидно, не все».
И это оставило его в раздумьях насчет других действий, которые он мог бы предпринять.
27
