– Сьюзброн! – сказала она. – У тебя сердце обольстителя.
«Обольстителя? – написал он. – Я должен говорить только то, что вижу. Нет ничего прекраснее тебя, при всем моем дворе. Горы и правда должны быть особенными, чтобы породить такую красоту».
– Послушай, теперь ты зашел чересчур далеко, – возразила она. – Я повидала богинь твоего двора. Они намного красивее меня.
«Красота не во внешности, – написал Сьюзброн. – Так учила меня мать. Путешественникам из моей книги сказок нельзя называть старуху уродливой, ибо внутри она может быть прекрасной богиней».
– Это не сказка, Сьюзброн.
«Нет, она самая. Все эти истории – притчи, рассказанные людьми моего народа, которые жили до нас. Они излагают правду о человечестве. Я наблюдал и видел, как поступают люди. – Он стер написанное и продолжил: – Мне странно истолковывать эти вещи, ибо я вижу не как обычный человек. Я Бог-король. В моих глазах все обладает одинаковой красотой».
– Не понимаю, – нахмурилась Сири.
«У меня тысячи дохов, – написал он. – Мне трудно видеть, как другие, – я понимаю их только через материнские рассказы. В моих глазах прекрасны все цвета. Когда же другие взирают на нечто – на человека, – то кто-то порой может казаться красивее другого. Со мной все иначе. Я вижу только цвет. Насыщенные, диковинные цвета, которые создают вещи и наделяют их жизнью. В отличие от многих, я не могу сосредоточиться только на лице. Я вижу блеск глаз, румянец на щеках, оттенки кожи – своеобразен каждый изъян. Все люди чудесны. – Он протер доску. – И потому, когда я говорю о красоте, я должен говорить о чем-то ином, нежели эти цвета. И ты иная. Я не знаю, как это описать».
Сьюзброн поднял взгляд, и Сири вдруг осознала, насколько они сблизились. Она, в одном белье, прикрытая тонкой простынкой. Он, высокий и широкий в плечах, сияющий душой, которая искривляла цвета простыней, как свет, пропущенный через призму. Он улыбнулся в свете камина.
«О боже, – подумала она. – Это опасно».
Сири кашлянула, села прямо, но опять зарумянилась.
– Гм, да. Что тут скажешь – очень красочно. Спасибо.
Он снова опустил глаза.
«Мне хочется отпустить тебя домой, чтобы ты вновь увидела свои горы. Может, я сумею объяснить это жрецам».
Сири побледнела:
– По-моему, не нужно им знать, что ты умеешь читать.
«Я могу воспользоваться ремесленным шрифтом. Писать им очень трудно, но они научили меня, чтобы общаться, если мне понадобится».
– Все равно. Сказав, что хочешь отправить меня домой, ты дашь понять им, что мы разговаривали.
На несколько секунд он остановился. Потом ответил:
«Может, это к лучшему».
– Сьюзброн, они замышляют тебя убить.
«У тебя нет доказательств».
– Ладно, пусть так, но это по меньшей мере подозрительно, – сказала она. – Два прошлых Бога-короля умерли через считаные месяцы после рождения наследника.
«Ты слишком недоверчива, – заявил Сьюзброн. – Повторяю еще раз: мои жрецы – хорошие люди».
Она бесстрастно уставилась на него, ловя взгляд.
«Разве что лишили меня языка», – признал он.
– И держат взаперти, и ни о чем тебе не докладывают. Смотри, даже если они не собираются убивать, им известны вещи, которые от тебя скрывают. Возможно, это как-то связано с биохромой – с чем-то, из-за чего ты умрешь, когда появится наследник.
Сири нахмурилась, откидываясь назад. «Не в этом ли все дело?» – вдруг подумала она.
– Сьюзброн, как вы передаете дохи?
Он замялся.
«Я не знаю, – написал. – Я плохо в этом разбираюсь».
– Я тоже, – подхватила Сири. – Их могут у тебя отобрать? Отдать сыну? Что, если это тебя убьет?
«Они этого не сделают».
– Но это не исключено, – возразила она. – И может быть, все именно так и происходит. Вот почему опасно обзаводиться ребенком! Им придется создать нового Бога-короля, а для тебя это смерть.
Он сел с доской на коленях, затем покачал головой, начертав:
«Я бог. Мне не давали дохов, я с ними родился».
– Нет, – сказала Сири. – Синепалый говорил, что вы накапливали их веками. Что каждый Бог-король получает в неделю два доха вместо одного и так запасается.
«Вообще-то, – признался он, – бывают недели, когда я получаю три-четыре».
– Но чтобы выжить, в неделю нужен только один.
«Да».
– И тебе не дадут умереть с таким-то богатством! Они слишком боятся позволить тебе ими воспользоваться, но и сами не хотят их лишиться. Поэтому, когда рождается новый ребенок, они отбирают дохи у старого короля, убивая его, и отдают новому.
«Но возвращенные не могут пользоваться дохом для пробуждения, – написал он. – Поэтому моя сокровищница дохов бесполезна».
Сири приумолкла. О таком она слышала.
– Это касается только врожденного доха или и тех, которые наслоились?
«Не знаю», – написал он.
– Держу пари, при желании ты смог бы воспользоваться дополнительными дохами, – заявила Сири. – Иначе зачем лишать тебя языка? Быть может, тебе не добраться и не использовать тот дох, что делает тебя возвращенным, но у тебя есть тысячи сверх него.
Какое-то время посидев, Сьюзброн в итоге поднялся и подошел к окну. Он уставился в темноту. Сири нахмурилась, затем слезла с кровати, подобрала его доску и нерешительно, в одной ночной сорочке, приблизилась.
– Сьюзброн? – окликнула она.
Немой бог смотрел в окно. Она встала рядом, стараясь не касаться его, и тоже взглянула. За стеной Двора богов искрились разноцветные городские огни. Дальше был мрак. Неподвижное море.
– Пожалуйста, – проговорила она, силком вручая ему доску. – Что случилось?
Он помедлил.
«Прости, – написал затем. – Я не хочу показаться грубым».
– Из-за того, что я продолжаю чернить твое духовенство?
«Нет. Твои теории интересны, но я думаю, это просто догадки. Ты не знаешь, что духовенство замышляет именно то, о чем говоришь. Не это меня удручает».
– Тогда что же?
Он поколебался, вытер доску рукавом.
«Ты не веришь в божественность возвращенных».
– Я думала, мы уже обсудили это.
«Обсудили. Однако я понял, что именно поэтому ты обращаешься со мной так, а не иначе. Ты иная, ибо не веришь в мою божественность. Не только ли поэтому я нахожу тебя интересной? И если ты не веруешь, мне становится грустно. Потому что бог, которым я являюсь, и есть то, чем я являюсь, а если ты в это не веришь, то мне приходится думать, что ты не понимаешь меня».
