– Я лишь рассказываю, что слышал, ваша милость, – повторил Хойд. – Это может быть правдой, а может и вымыслом. Все, что мне известно, – сами предания существуют, и я должен их донести.
«Со всей возможной колоритностью», – подумала Сири, глядя, как он извлекает из очередного кармана горсть земли и мелко настриженной травы. Все это медленно заструилось меж пальцев.
– Я излагаю основы, ваша милость, – сказал Хойд. – Миродатель не был обычным возвращенным, ибо сумел прекратить разгул безжизненных. Он в самом деле изгнал призраков Калада, которые образовывали костяк халландренского войска. Таким поступком он лишил мощи своих же людей. Он сделал это во имя мира. Конечно, к тому времени Куту и Хуту было уже не помочь. Но из конфликта вышли другие королевства – Пан-Каль, Тедрадел, Гис и сам Халландрен. Разве нельзя предположить, что бог, свершивший столь многое, был способен и на большее? Возможно, он сотворил нечто уникальное, как утверждает духовенство. Посеял в Богах-королях Халландрена некое семя, позволив передавать могущество и божественность от отца к сыну.
«Наследие, которое вооружает их правом на власть, – подумала Сири, лениво положив в рот ломтик виноградины. – Да, с таким удивительным пращуром они могли становиться Богами-королями. И единственной угрозой для них остался… королевский клан Идриса, который четко прослеживается до Первого возвращенного. Другое наследование божественности, оспаривающее законность халландренской власти».
Из услышанного она не узнала, как умирали Боги-короли. И не поняла, почему одни боги – Первый возвращенный, например, – могли зачинать детей, а другие – нет.
– Они ведь бессмертны, насколько я понимаю? – осведомилась Сири.
Хойд кивнул, плавно рассеивая остатки земли и травы, после чего перешел к новой дискуссии, вынув горсть белого порошка:
– Это так, ваше величество. Как все возвращенные, Боги-короли не стареют. Этим даром обладают все, кто достиг пятого повышения.
– Но почему было пять Богов-королей? – спросила она. – От чего умер первый?
– Ваше величество, а почему вообще возвращенные умирают? – задал встречный вопрос сказитель.
– Потому что кретины, – сказал Жаворонок.
Сказитель улыбнулся:
– Потому что они устают. Боги отличаются от обычных людей. Они возвращаются ради нас, не ради себя, и когда жизнь становится невыносима – уходят. Боги-короли живут ровно столько, сколько нужно, чтобы произвести на свет наследника.
Сири дрогнула.
– Это общеизвестно? – спросила она и чуть поежилась: ее вопрос мог показаться подозрительным.
– Конечно, ваше величество, – ответил сказитель. – По крайней мере, известно сказителям и ученым. Все Боги-короли покинули сей мир вскоре после рождения сына и наследника. Это естественно. Когда рождается преемник, Бога-короля охватывает беспокойство. Все они искали возможности использовать свой дох во благо королевству. И затем…
Он вскинул руку, щелкнул пальцами и брызнул водой, которая обернулась туманным облачком.
– И затем они уходят, – закончил он. – Оставляя свой народ благословленным и передавая наследнику власть.
Все умолкли. Перед Хойдом испарялся туман.
– Не самая приятная новость для новобрачной, сказитель, – заметил Жаворонок. – Дескать, едва она родит сына, мужу надоест жить.
– Я не стремлюсь угодничать, ваша милость, – поклонился Хойд. Ветерок смешал у его ног разнообразные порошки, песчинки и блестки. – Я только рассказываю истории. Эта известна большинству. Я решил, что и ее величеству полагается знать.
– Благодарю, – тихо произнесла Сири. – Хорошо, что вы об этом сказали. Позвольте узнать, где вы научились столь… необычной форме изложения?
Хойд улыбнулся:
– Я научился этому много-много лет назад у человека, который сам себя не знал, ваше величество. Это было в далекой дали, где сходятся два края и умерли боги. Но это не важно.
Сири приписала расплывчатое объяснение желанию Хойда создать для себя подобающе романтичное и загадочное прошлое. Ее куда больше заинтересовало то, что он поведал о кончине Богов-королей.
«Значит, имеется официальное объяснение, – размышляла она, холодея. – И очень толковое. Теологически становится понятно, что Боги-короли уходят, как только обеспечат подходящего преемника. Но это не объясняет, как сокровище Миродателя – его изобилие дохов – передается от одного Бога-короля другому, когда у них нет языков. И почему такой человек, как Сьюзброн, должен устать от жизни, которая его так возбуждает».
Официальная версия устроит тех, кто не знаком с Богом-королем. На Сири она не произвела впечатления. Сьюзброн такого не сделает никогда. Не теперь.
Однако… вдруг все изменится, если она родит ему сына? Так ли уж быстро устанет от нее Сьюзброн?
– Возможно, мы должны надеяться на уход старого Сьюзброна, моя королева, – лениво заметил Жаворонок, берясь за виноград. – Подозреваю, что тебе навязали все это дело. Если Сьюзброн умрет, ты, может быть, даже уедешь домой. Вреда никакого, люди исцелены, на троне – новый наследник. Все либо счастливы, либо мертвы.
Внизу продолжали препираться жрецы. Хойд поклонился в ожидании, что его отпустят.
«Счастливы… либо мертвы». Ей стало дурно.
– Прошу прощения, – сказала она, вставая. – Я хочу немного пройтись. Спасибо за рассказы, Хойд.
С этими словами в сопровождении свиты она быстро покинула ложу, не желая показывать Жаворонку слез.
33
Брюлики трудилась молча, не обращая внимания на Вивенну и туго затягивая швы. Внутренности Клода – кишечник, желудок и прочее, чего Вивенна не хотела опознавать, – лежали на полу рядом, аккуратно извлеченные и разложенные так, чтобы удобно было чинить. В сию минуту Брюлики занималась кишечником, зашивая его специальной толстой нитью при помощи кривой иглы.
Отвратительное зрелище. И все же после пережитого потрясения оно не сильно задевало Вивенну. Они отсиживались в безопасном убежище. Тонк Фах отправился на разведку в постоянный дом, чтобы проверить, все ли в порядке с Парлином. Дент чем-то занимался внизу.
Вивенна села на пол. Она переоделась в прикупленное по пути длинное платье вместо испачканной юбки и теперь, усевшись, подтянула ноги к груди. Брюлики продолжала ее игнорировать, работая на расстеленной простыне. Все еще злая, она еле слышно бормотала под нос:
– Глупость какая. Поверить не могу, что ради ее защиты мы допустили такое увечье.
Увечье. Да значило ли ранение хоть что-нибудь для существа вроде Клода? Он был в сознании; Вивенна видела: у него открыты глаза. Был ли смысл штопать его потроха? Заживут ли они? Он не нуждался в пище. Зачем возиться с кишками? Вивенну передернуло, и она отвернулась. Ей отчасти казалось, что вырвали ее собственные внутренности. Выставили напоказ. Всему свету на обозрение.
