В мире международной торговли и высокой политики Венеция, Флоренция и Рим стали остановками на пути новых богачей. Хотя понятие «большого путешествия» появилось в 1670 году, такие экспедиции начали совершать на столетие раньше, когда поездка в Италию означала возможность купить высококачественный антиквариат, а также более изысканные предметы искусства, цена которых резко возросла вместе с увеличением количества покупателей
[1106]. Это был обряд социального изменения не только для тех, кто принимал в этом участие, но и для культуры в целом: плоды Южной Европы пожинались на севере. Когда гравитационный центр континента сдвинулся, то же самое произошло и с жемчужинами древней и современной культуры. Три самые примечательные коллекции античных скульптур в мире находятся в Британском музее, музее Фитцуильяма и музее Эшмола в Кембридже. Они были собраны любопытными путешественниками с глубокими карманами
[1107].
Они привезли домой архитектурные идеи, дизайн монументальных гробниц и скульптуры. Вскоре после этого поэзия, изобразительное искусство, музыка, ландшафтный дизайн и наука, изучающая классическую античность, широко распространились, так как величие Англии и Нидерландов основывалось на наследии прошлого
[1108]. Римские граждане с удивлением наблюдали, как небольшое количество землевладельцев и мелких чиновников из регионов, которые раньше были провинциями империи, восхваляли себя, представляясь не только наследниками Рима, но и практически императорами
[1109]. Очень скоро они зайдут гораздо дальше: Британия была готова править.
14. Путь к империи
Смена власти на севере Европы оставила тех, кто был неспособен конкурировать, позади. В Османской империи, к примеру, число городов с населением больше 10 000 человек оставалось неизменным между 1500 и 1800 годами. Там не было нужды развивать сельское хозяйство, чтобы удовлетворить растущий спрос, и это означало, что экономика оставалась вялой и статичной. Налоговые сборы также были неэффективны, частично из-за налогового откупа, который позволял частным лицам получать быстрые доходы за счет дохода государства
[1110].
Османские бюрократы показали себя высококвалифицированными администраторами, искусными в централизации ресурсов и распределении их среди населения так, чтобы они оказывались именно там, где нужны. По мере того как империя захватывала все больше территорий, в XV и XVI веках эти процессы проходили плавно и были эффективными. Когда же экспансия империи замедлилась, стала очевидна вся хрупкость системы. Необходимость поддержания военных действий на двух фронтах – с европейцами на западе и с персидскими Сефевидами на востоке, а также смена климата оказывали сильное воздействие на Османскую империю
[1111].
Социальная структура мусульманского мира, которая развивалась по совершенно другому пути, чем в Западной Европе, также стала важным фактором. В исламском обществе богатства распределялись более равномерно, чем у их христианских коллег, в основном благодаря подробным инструкциям наследования, изложенным в Коране.
Принципы, которые здесь использовались, были более просвещенными для того времени, особенно когда дело касалось доли женщин, на которую они могли рассчитывать в имуществе отца или супруга. Мусульманские женщины находились в гораздо лучшем положении, чем европейские. Это позволяло большим богатствам оставаться в семье долгое время
[1112], а также означало, что разрыв между богатыми и бедными никогда не достигнет такого размаха, как в Европе, так как деньги распределялись и циркулировали в более широких границах. Это в некоторой степени замедлило рост: с учетом общих правил наследования семьям было сложно аккумулировать капитал на протяжении поколений, так как наследование было прогрессивным и уравнительным. В Европе, согласно праву первородства, деньги концентрировались в руках одного ребенка, что давало возможность сколотить огромные состояния
[1113].
Для некоторых тот факт, что в Европе, а точнее, в Северо-Западной Европе никогда не было такого, вызывал некоторое беспокойство. Священники-кальвинисты в Нидерландах с ужасающей убежденностью проповедовали, что деньги – корень зла, а также рассказывали об опасностях роскошной жизни
[1114]. Схожие настроения царили и в Англии, где такие деятели, как Томас Мун, особенно злобный комментатор начала XVII века, оплакивали «напрасно потраченное… время, проведенное в праздности и удовольствиях», предупреждая, что материальные блага принесут недостаток знаний и «проказу» тела и ума
[1115].
Конечно, возрастающие прибыли распределялись неравномерно. Повышение ренты было выгодно для землевладельцев, но не для жильцов. Воздействие крупных рынков означало, что оказывалось определенное ценовое давление: местные производители шерсти, тканей и других товаров столкнулись с большим уровнем конкуренции
[1116]. Падения стандартов морали, последовавшего за экономическими и социальными потрясениями, было достаточно, чтобы вдохновить многих на решительные меры. Пришло время для поиска новых пастбищ, осознали более консервативные, места, где можно вести простую жизнь, полную религиозной преданности и духовной чистоты, место для нового старта и возвращения к истокам.
