В этом была доля истины. На некоторое время внимание военных историков обратилось к полям сражений во Фландрии. То, что происходило в центре Азии, имело большое значение для исхода великой войны и еще большее для последующего периода. В то время как в Бельгии и на севере Франции прозвучали первые выстрелы, османы решали, какую роль они должны сыграть в эскалации конфликта в Европе. Султан был непреклонен в решении, что империя должна оставаться в стороне от военных действий, но раздавались громкие голоса, которые утверждали, что лучшее решение – укреплять традиционно тесные связи с Германией. Могущественные державы Европы были заняты ультиматумами и объявлением войны друг другу. Энвер-паша, военный министр Османской империи, связался с командующим штаб-квартиры в Багдаде, чтобы предупредить о том, что может произойти. «Война с Англией сейчас вполне возможна», – писал он. Если начнутся враждебные действия, арабские лидеры должны поддержать османские войска в ведении священной войны. Мусульманское население Персии должно подняться для революции против «российского и английского господства»
[1399].
В этой связи было неудивительно, что через несколько недель после начала войны британские дивизии отправились в Бомбей для защиты Абадана, трубопровода и месторождений. В ноябре 1914 года был оккупирован стратегически важный город Басра, после чего во время церемонии поднятия флага сэр Перси Кокс заявил местному населению, что «в этом месте не должно остаться ни следа турецкой администрации». В городе было установлено британское господство, при котором «вы сможете наслаждаться преимуществами свободы и справедливости, законов, которые встанут на защиту ваших религиозных убеждений и светской жизни»
[1400]. Обычаи и верования местного населения имели небольшое значение, самым важным стало обеспечение доступа к природным ресурсам региона.
Осознавая, что их господство в Персидском заливе было шатким, британцы начали переговоры с ведущими фигурами арабского мира, включая Хусейна, шарифа Мекки, что предвещало хорошую сделку: если Хусейн и «арабы в целом» предоставят поддержку против турков, Британия «гарантирует независимость, права и привилегии шарифата от внешней агрессии, в частности агрессии османов». Это было еще не все, так как появилось еще одно, более «вкусное» предложение. Британцы отмечали, что, может быть, пришло время, когда «истинные арабы создадут халифат в Мекке или Медине». Хусейн, хранитель священного города Мекки, член курайшитов и потомок Хашима, прародителя самого пророка Мухаммеда, получил предложение создать империю в обмен на поддержку
[1401].
На самом деле британцы не собирались способствовать этому и, конечно же, не могли это обеспечить. Тем не менее в начале 1915 года, когда ситуация усугубилась, они приготовились и дальше водить Хусейна за нос. Отчасти это было обусловлено тем, что Британия не смогла добиться стремительного триумфа. Еще одним фактором стало то, что Османская империя, наконец, собралась контратаковать позиции британцев в Персидском заливе, а также, что волновало еще больше, в Египте, и это представляло угрозу для Суэцкого канала, артерии, которая позволяла судам попадать в Европу на недели быстрее, чем если бы им пришлось огибать Африку. Чтобы отвлечь внимание османов от ресурсов, британцы решили высадить войска в Восточном Средиземноморье и открыть новый фронт. В этих обстоятельствах заключение сделки с кем-то, кто сможет оказать давление на союзные войска, казалось очевидным, а обещание прибыли, которую можно было получить только в будущем, далось слишком просто.
Примерно такие же расчеты были произведены в Лондоне относительно роста мощи России. Несмотря на ужасы войны, очень быстро стало ясно, что многие влиятельные фигуры Британии были обеспокоены тем, что война закончится слишком быстро. Бывший премьер-министр Артур Бальфур был взволнован тем, что быстрое поражение Германии сделает Россию еще более опасной, а ее возросшие амбиции могут поставить Индию под угрозу. Был и другой повод для волнений: до Бальфура дошли слухи о том, что лоббисты Санкт-Петербурга намеревались прийти к соглашению с Германией, что, по его мнению, было столь же опасно для Британии, как и поражение в войне
[1402].
Опасения по поводу России означали, что обеспечение ее лояльности было делом первостепенной важности. Перспектива контроля Константинополя и Дарданелл была прекрасной наживкой для сохранения тесных связей и объединения союзников, а также привлечения внимания царского правительства к этому деликатному вопросу.
Несмотря на могущество России, ее ахиллесовой пятой была нехватка тепловодных портов, кроме тех, что находились на Черном море, которое соединялось со Средиземноморьем через Босфор, а затем через Дарданеллы – узкими проливами, отделяющими Европу и Азию от другого берега Мраморного моря. Эти каналы служили дорогами жизни, соединяющими зерновые поля России с экспортными рынками за границей. Закрытие Дарданелл привело к гниению пшеницы на складах, что, в свою очередь, оказало разрушительное влияние на экономику в период Балканских войн в 1912–1913 годах и привело к разговорам об объявлении войны османам, которые их контролировали
[1403].
Русские были в восторге, когда в конце 1914 года британцы подняли вопрос о будущем Константинополя и пролива Дарданеллы. «Это самый богатый приз за всю войну», – заявил посол Британии царским чиновникам. Контроль должен был быть передан России только после окончания войны, при этом Константинополь должен был оставаться свободным портом «для транзита товаров с нероссийских территорий», а также должны быть сохранены торговые концессии, которые «обеспечат торговую свободу кораблям купцов, проходящих через проливы»
[1404].
В это время на Западном фронте не было никаких признаков прорыва, обе стороны несли огромные потери. Впереди были еще годы кровопролития, а союзники уже принялись делить земли и интересы своих противников. Большая ирония заключалась в обвинениях империализма Германии и ее союзников после обсуждения условий перемирия. Спустя всего несколько месяцев после начала войны союзники уже думали о пиршестве на руинах поверженных врагов.
