Максим приобрел лопаты – штыковую и совковую, кирку, лом, тачку и десять пар строительных перчаток. И в тот же день выбрал точку, откуда начнется тоннель – прямо из погреба его дома.
– Фундамент просядет, – слабо сопротивлялась Настя.
– Не просядет, – заверял муж. – Зато прямо от дома будем на метро ездить… А скоро другие подключатся… Так, всем миром, и построим… Всенародное метро…
Но другие жители Поволжска поддержать великую городскую стройку не захотели. Максим рыл тоннель в одиночку. Максим каждое утро поднимался вместе с Настей в семь утра. Она спешила в школу, а он отправлялся в свой забой. По его плану, первая очередь приволжского метро должна была составить километр и заканчиваться на берегу Волги. Ходить в метро будут небольшие вагончики, вроде как на американских горках.
За десять лет он прошел восемьсот пятьдесят метров. Скоро можно будет сесть в вагончик прямо у себя дома, в подвале, оттолкнуться и – эх! – долететь под землей до самого пляжа. Чем наш Поволжск хуже Москвы? И Петербурга? И Парижа с Лондоном? А будет в Поволжске метро – и люди другими станут. Более культурными, уважительными… А потом он, Карандышев, и не собирался заниматься благотворительностью: он окупит свою стройку. Билет на его метро будет стоит три рубля, как в столице. Если в день сто пассажиров – уже набежит три сотни. А если пассажиров – тысяча?..
– Озолотимся, Настя! Вот увидишь!..
* * *
– Предупреждаю – всех брать живыми! Только живыми! К бою!
Захват двухкомнатного дома занял не более минуты. В кухне столпились перепуганные до полусмерти женщины. В гостиной – гроб с телом Максима Карандышева, который лежал в гробу восковой, скорбный и отрешенный.
Обшарили чердак, сарай, кладовые: всюду чисто, нигде никого.
– Где они?
У женщин, сидевших на кухне, одинаково плясали губы.
– Где они?!
– В… в… метро.
– В каком метро?
– Т-там, в погребе…
Группа захвата ринулась в узкий проход. А в это время Петренко, Кольцов и Лена уже запрыгивали в неприметную «копейку» с местными номерами, припаркованную у выхода из тоннеля.
«Копейку» Петренко арендовал у местного водителя, заплатив за сутки проката триста рублей своих кровных денежек.
Утром, до прихода поезда, он изучил все подходы к дому погибшего Максима Карандышева. Выведал про «метро», сбил замок на двери, которой кончался тоннель. Неподалеку от выхода поставил рядом машину.
Если б Карандышев только знал, что его десятилетний каторжный труд все-таки пригодился, причем пригодился его старому другу и в такой экстремальной ситуации, – наверное, он бы порадовался.
* * *
«Копейку» они загнали на укромный пляж. Петренко не побоялся зыбучих песков и подъехал почти к водной кромке. Когда они на полной скорости сворачивали на неприметную просеку, Иван спросил:
– Проедем?
Петренко не ответил. Только, сжав зубы, сказал:
– Должны.
Машина отчаянно тряслась на ухабах. Дорога казалась такой узкой, что Лена то и дело зажмуривала глаза: вот сейчас деревья, обступающие машину, возьмут ее в плотное кольцо, сожмут, раздавят!.. Но они и на сей раз прорвались через кордон могучих сосен, выехали к воде, остановились на пляжике.
По площади он был не больше кухни в типовой многоэтажке. Прямо к реке подступал лес, узкая полоска песка занимала не более шести квадратных метров.
Тряская дорога измотала. Нервное напряжение отняло все силы. Петренко заглушил двигатель.
Никому не хотелось первым начинать разговор. Кольцов и Лена знать не знали даже, как зовут их таинственного спутника. Кто он? И зачем их спас? Да и вообще – спас ли?..
Лена первой решилась нарушить молчание. Она требовательно сказала, обращаясь к незнакомцу:
– Объясните же наконец! Кто вы? Зачем нас сюда притащили? И что вообще происходит?
Тот быстро ответил:
– Меня зовут Сергей Петренко. Капитан Петренко, ФСБ… Давайте выйдем из машины…
Они покинули «копейку». Хорошенькие вопросики девушка задает!.. Зачем он их только сюда притащил?.. Петренко сейчас дорого бы дал за то, чтобы объяснить – хотя бы самому себе, – зачем он это сделал. Зачем спас Ивана с Леной? Зачем привез их сюда?
А вот что происходит – он догадался. Петренко спускался в тоннель последним – как и положено командиру. И слышал, как застонала взламываемая входная дверь в квартиру Карандышева. Значит, чутье его не подвело – ОНИ пошли на штурм. И все эти бабульки в галошах и почтальонши в провинциальных платьицах не зря казались ему подозрительными – их выдавали глаза. Цепкие, недобрые, непровинциальные. Захват дома прошел как по маслу. Как по инструкции. Только вот ни в одной инструкции не написано, что полоумный хозяин дома может вырыть свое собственное метро…
А раз был штурм, значит, думал всю дорогу Петренко, кто-то (скорее всего исполнители операции «Рентген») пытался захватить или убить Кольцова с девушкой. Стало быть, он, Петренко, фактически перешел на сторону врага. Он из охотника превратился в зайца. И оказался среди тех, кто убегает. И не просто убегает сам, но и помогает спастись тем, кого власть объявила вне закона… Значит, он, Петренко, помогает… Кому? Убийце?
Петренко вдруг спросил, обращаясь к Кольцову:
– Ты убил жену?
Кольцов выпрямился. Посмотрел на Петренко – глаза в глаза. И ответил:
– Нет, не я.
«Хорошо, не будем спорить», – пронеслось у Петренко.
– Почему тогда ты сбежал? – продолжал он допрос.
Лена, стоявшая рядом с Иваном, придвинулась еще ближе, прижалась к кольцовскому плечу. По всему было видно: ее этот вопрос тоже интересовал. И ей хотелось, чтобы Иван дал правдивый ответ.
Кольцов задумался. «Не сник, не испугался. Именно – задумался», – подметил Петренко. Иван глухо ответил:
– Мы поссорились. Она призналась, что всегда мне изменяла. И – изменяет в настоящее время. Кричала, что ненавидит меня. Презирает… Я хлопнул дверью. И уехал. Я не знал, что с ней было дальше…
– Если так, почему не вернулся, когда узнал о ее смерти? Не поехал на похороны?
– Я… – Кольцов с вызовом посмотрел на Петренко, – я стал сомневаться.
– В чем? – Капитан задавал вопросы быстро.
– В себе. Я не был уверен в том, что действительно не убивал ее. Мне нужно было разобраться.
– Разобраться – в чем?
– В том, что я могу. И чего не могу.
– Разобрался? – Петренко не скрывал иронии.
– Разобрался, – твердо ответил Иван. – Я разобрался в себе. И понял – я этого не делал… Ну, Марину то есть не…
Кольцов разгорячился, сменил свой поначалу холодный и уверенный тон на более взволнованный:
