Лучшему Другу на все времена — моему Отцу — с любовью и
восхищением.
Начало
Эр-Русейфа. Иордания. 11 февраля 1997 года
К двухэтажному дому джип подъехал почти вплотную. Сидевший
за рулем водитель вышел из машины, оглядываясь по сторонам. Оставшийся в джипе
пассажир опустил правую руку, в которой держал израильский короткоствольный
автомат «узи». Под ногами лежали готовые к бою гранаты. Они перекатывались
внизу, как экзотические плоды, купленные на восточном базаре.
Водитель подошел к стоявшему рядом с домом второму джипу.
Эта машина была гораздо меньше их собственной. Мужчина кивнул, увидев двух
вооруженных охранников. Одного из них он знал в лицо.
— Все в порядке? — спросил по-арабски водитель.
— Да, — кивнул охранник, тоже узнавший подошедшего, — его
ждут в доме.
Водитель повернулся и медленно направился к своей машине.
Подойдя, он тихо сказал:
— Вас ждут.
Пассажир улыбнулся, положил автомат на сиденье водителя,
наклонился, взял сразу три гранаты, сунул их в карманы, поправил пистолет,
висевший в кобуре на ремне, и выпрыгнул из машины.
Это был высокий, сравнительно молодой человек. Главным его
отличием было отсутствие растительности на лице. Если у охранников и водителя
усы и бороды соответствовали канонам строгих мусульманских правил, то этот был
чисто выбрит, словно только что сошел с самолета, прилетевшего из Европы либо
из Америки.
Гость оглянулся и поспешил к дому. Охранники, стоявшие у
двери, кивнули ему, ни о чем не спрашивая. Войдя в дом, гость прищурился. Здесь
было темновато, хотя лампы и освещали большую комнату в центре дома. Пришелец
был одет в полувоенную форму, на ногах армейские ботинки. Навстречу ему
поднялись двое мужчин. Один был в летах, явно под семьдесят. Другой помоложе,
но и ему было не меньше пятидесяти.
— Приветствуем тебя, Ахмед Мурсал, — сказал старший.
— Привет и вам, — наклонил голову в уважительном поклоне
приехавший.
— Ты можешь сесть, — показал на ковер старший, усаживаясь
первым. Он был в традиционной арабской одежде. Другой уселся с ним рядом.
Гость сел, нетерпеливо дернулся.
— Как ты доехал? — вежливо осведомился старший.
— Плохо, — сказал, нарушая все нормы приличия, гость, — я
приехал сюда, хаджи Карим, не для того, чтобы вести с вами учтивые беседы.
Вчера в Иерусалиме должен был состояться новый взрыв. Я послал туда двоих моих
людей. Они готовы были умереть за наше святое дело. Но мне сказали, что вы не
дали своего разрешения и даже вернули их обратно. Признаюсь, я не поверил
такому сообщению.
Но когда мне передали, что это ваш личный приказ, я решил
приехать сюда сам, чтобы разобраться в том, что происходит.
— Тебе передали все правильно, — спокойно сказал хаджи
Карим, — я действительно приказал не выдавать взрывчатку твоим людям и не
пускать их в еврейские кварталы Иерусалима.
— Я могу узнать — почему? — сдерживая гнев, спросил гость.
— Мне позвонили от очень уважаемых лиц, — неторопливо сказал
хаджи Карим, — и если бы мне позвонил только один человек, то, клянусь Аллахом,
я отказал бы любому, кроме Пророка, да будет благословенным имя его. Но сначала
мне позвонили из Эр-Рияда, потом из Дамаска. И наконец, из Аммана. И все
просили меня воздержаться от этих безумных акций. Пойми, Ахмед, что такие
взрывы ничего не дают, кроме озлобления людей. Они еще больше отдаляют нашу
мечту о мире, о собственном государстве.
— И это говорите вы? — вскочил на ноги гость. — Я не верю своим
ушам.
— Мы должны учиться жить в мире, — твердо сказал старик, —
иначе вечная война будет проклятьем нашего народа. Ты этого хочешь, Ахмед
Мурсал? Ты ведь не палестинец, тебе не понять, что мы чувствуем.
— Сначала мне запретили отомстить немцам, осудившим наших
друзей в Берлине! — уже не сдерживаясь, закричал гость. — Теперь вы защищаете
израильтян. Мир сошел с ума. Вы все безумцы.
— Как ты смеешь так говорить? — вскочил второй из сидевших
на ковре людей. — Хаджи Карим — наш духовный лидер. Ты не смеешь называть его
безумцем.
— Я все равно проведу свою акцию! — крикнул Ахмед Мурсал. —
Все равно сделаю так, как решил.
— Нет, — твердо сказал хаджи Карим, — твои взрывы ничего не
дают. Ты только напрасно губишь своих людей и людей другой веры.
— До свидания, — повернулся к ним спиной Ахмед Мурсал. — Я
еще не ваш слуга, чтобы исполнять все ваши прихоти.
— Подожди, — остановил старик, — я знал, что ты будешь
настаивать на своем, и поэтому решил убрать всю взрывчатку из известного тебе
места. Не посылай туда больше людей, там ничего нет.
— Вы все предатели! — закричал в отчаянии Ахмед Мурсал,
хватаясь за пистолет.
— Как ты смеешь нам угрожать? — возмутился стоявший рядом с
хаджи Каримом его последователь и достал свое оружие. Ахмед Мурсал обладал
более быстрой реакцией…
— Стойте! — крикнул хаджи, вставая между ними, и толкнул в
сторону своего помощника.
Раздался выстрел. Хаджи Карим рассеянно оглянулся, словно не
понимая, кто именно стрелял, и медленно стал опускаться на ковер.
— Ты убил хаджи Карима! — прошептал в ужасе помощник, глядя
на умирающего.
В ответ раздался еще один выстрел. Помощник пошатнулся,
вторым выстрелом был добит и он.
— Предатели, — прошипел убийца. Он резко повернулся и
направился из комнаты. Выходя из дома, он столкнулся с двумя охранниками,
спешившими в дом.
— Что случилось? — спросил один из них. Вместо ответа Ахмед
Мурсал выстрелил ему прямо в лицо. Второй поднял автомат, но сзади в спину ему
выстрелил водитель, привезший Ахмеда. Охранник рухнул как подкошенный.
— Быстрее, — торопил Ахмед Мурсал, прыгая в машину, —
уезжаем отсюда.
Увидев спешивших к ним людей от другого дома, стоявшего чуть
в стороне, он помедлил немного и, вытащив гранату, бросил ее в их сторону.
Раздался взрыв, послышались крики, проклятия.
Водитель рванул с места джип.
Один из охранников поднял голову и посмотрел вслед
отъезжающей машине.
Со всех сторон спешили к месту взрыва люди.
Бейрут. 13 февраля 1997 года
Только несколько лет относительно мирного существования
позволили Бейруту снова начать отстраиваться, превращаясь в ту жемчужину
Средиземноморья, которая славилась на весь мир. В городе постепенно восстанавливались
старые здания, возводились новые, налаживалась мирная жизнь.
