— Это правда, — кивнул генерал Райский, ничего проверять не
нужно.
Один из наших отделов уже давно занимается этой проблемой.
Иранцы действительно готовы начать сотрудничество с французами и россиянами и
такой контракт не выдумка вашего собеседника.
— Вы только подтверждаете мои наблюдения и немного
опровергаете собственные предположения. Последнее, на что я хочу обратить ваше
внимание, — это слова моего иранского собеседника о готовящемся
террористическом акте во Франции. Боюсь, что и к этим словам вы должны
отнестись со всей серьезностью.
Они подтверждены и вашими агентурными данными о том, что
Ахмед Мурсал собирает по всему миру террористов со знанием европейских языков.
— Не знаю, — наконец сказал Райский, — в ваших словах,
возможно, есть рациональное зерно. Но вы меня все равно не убедили.
— Привычка, генерал, — очень серьезно произнес Дронго, — вы
традиционно недоверчиво относитесь к иранцам. Согласитесь, что разведчик не
может мыслить стереотипами.
— Я не нуждаюсь в ваших советах, — зло отрезал Райский, — я
не имею права вам верить. И не хочу вам верить.
— Но почему? — не понял Дронго.
— Очень просто. Убийца ждал вас в первый день вашего приезда
в Иран. В первый день. Значит, он был послан заранее. А это значит, что Ахмед
Мурсал узнал о вашем визите до того, как вы полетели в Иран. Понимаете, почему
я не могу в это поверить?
Дронго кивнул. Странно, что он не учел и этого важного
фактора. Но, с другой стороны, о его визите в Иран знали не только в МОССАД.
— Я об этом подумал, — задумчиво произнес он, — но, кроме
вас, о моем визите могли знать еще достаточно много людей.
— Не получается, — хмуро возразил Райский, — все равно не
получается. В МОССАД о вашем визите знали только несколько человек. Еще
несколько человек знали об этом и в российской разведке. Вчера в Баку убит один
из самых важных свидетелей. Тот самый, который попросил провести через
депутатскую комнату Натига Кура. Российская разведка установила, что через
российскую границу проходил другой человек, очевидно, настоящий Натиг Кур,
который, приехав в Баку, поменял свои документы с террористом.
— Это точные сведения? — повернулся к Гурвичу Дронго, поняв,
что тот сообщил об этом своему начальству.
— Точные. Вчера сообщили из Министерства национальной
безопасности.
— По официальным каналам?
— Да. Расследование ведет Эльдар Касумов. — Вы понимаете,
что происходит, Дронго? — повысил голос Райский. — Получается, что в обоих
случаях нас опередили. А это уже не просто террорист, пусть даже самый опасный,
который прячется от нас по всему миру. Речь идет о худшем, о предательстве.
Кто-то сообщил Мулу о вашем визите в Тегеран, кто-то успел сообщить о ваших
выводах насчет тройного обмена паспортов. Кто-то сыграл на опережение, и я не
обязан верить, что все это дело рук одного Мула. У него просто нет таких
возможностей и таких людей. За его спиной должна стоять мощная организация. И
такой организацией может быть только иранская разведка.
— Неужели вам не надоело жить постоянно в условиях войны? —
вдруг спросил Дронго. — Неужели вам не надоела постоянная ненависть? Ну
постарайтесь хотя бы иногда отказываться от привычных шаблонов. Не могут иранцы
играть такими вещами, как религия. Просто не могут. Они не смогли бы
имитировать смерть хаджи Карима. Для них, как истинных мусульман, каждый
совершивший хадж считается хаджи, а тем более хаджи Карим. Его полное имя Хаджи
Сеид Карим, а это значит, что он происходит из рода Мухаммеда — пророка
мусульман. Он был одним из лидеров шиитской общины Ливана, и иранцы не простят
его убийство Ахмеду Мурсалу. Свои ценности есть у каждого народа, если не хотите
их принимать, то хотя бы научитесь их уважать.
— Если в Иерусалиме произойдет новый взрыв или где-нибудь
снова захватят наших граждан, кто будет виноват? — гневно спросил Райский. —
Ваши теологические рассуждения не подходят под наш конкретный пример. Наше
государство с самого дня своего рождения живет во враждебном окружении. Нас
ненавидят и боятся. И я не имею права сидеть здесь с вами и рассуждать о
причинах этой ненависти. У меня конкретная задача — найти террориста, разыскать
самого опасного негодяя, который когда-либо боролся против нас. Я не имею права
на ошибку. Я не должен верить в его гениальность или в ваши схоластические
рассуждения. Если он успевает повсюду, если устраивает тройной обмен, привозит
непонятные грузы из Москвы, посылает убийцу к вам еще до того, как вы полетите
в Тегеран, устраняет единственного свидетеля в Баку, то я обязан предположить,
что за его спиной стоит мощная организация. И эта организация борется против
нас.
Он замолчал и отвернулся, давая понять, что спор исчерпан.
— Я свяжусь с Касумовым и постараюсь узнать, что там
случилось, — примирительно предложил Дронго.
— Извините, — буркнул Райский, — просто эти постоянные
взрывы в Иерусалиме стали нашей страшной бедой. Каждый раз мы с ужасом ждем
сообщений, кто еще погиб из наших родственников в этом кровавом кошмаре.
— Я понимаю, — кивнул Дронго.
— Конечно, вы не обязаны меня выслушивать, тем более со мной
соглашаться, — продолжал генерал, — и ваши выводы я приму к сведению. Но и вы
примите к сведению мои сомнения.
— Возможно, истина находится где-то посередине, — предположил
Дронго.
Гурвич, видя, что оба собеседника несколько выдохлись, счел
за благо вмешаться, постаравшись немного сблизить позиции сторон.
— По последним сообщениям, террорист действительно находится
в Сирии, — негромко сообщил он.
— Нужно полететь в Сирию, — быстро сказал Дронго, — но до
этого постараться выяснить, что произошло с главным свидетелем и кто его мог
так быстро убрать. Боюсь, что у Мула были свои люди в городе.
— Не уверен, — снова вмешался Райский, — но надеюсь, вы не
собираетесь искать убийцу? Этим уже занимаются Министерство национальной
безопасности и местная прокуратура. Я не уверен, что у вас есть время и
возможности заниматься расследованием.
— Ничего, — улыбнулся Дронго, — у меня есть знакомый,
который может помочь следователям. Я собираюсь его попросить.
— Надеюсь, вы не собираетесь никому рассказывать о нашем
разговоре? — спросил генерал.
— Нет. Я же сказал, что у меня есть надежный человек,
пожалуй, единственный в мире, которому я могу доверять больше, чем самому себе.
— Никогда в это не поверю, — скептически сказал Райский, —
вы ведь профессионал и знаете, что в нашем деле никому нельзя доверять. Это
абсолютная норма в нашей профессии.
— За исключением одного случая. Это мой отец, генерал.
Надеюсь, вы не будете возражать, если я попрошу его немного помочь мне?
