Касумов распорядился сообщить в автоинспекцию о срочном
задержании автомобиля Шарифа, где бы он ни находился. В условиях
послераспадного периода самой стабильной структурой правоохранительных органов,
работающей с неизменным рвением, были сотрудники ГАИ, мздоимство которых
превосходило все мыслимые степени и принимало откровенно вымогательский
характер. Но сама структура работала, несмотря на все сложности. И довольно
скоро Касумову сообщили, что автомобиль задержан на проселочной дороге.
Их автомобиль немедленно рванулся в сторону поста ГАИ, где
ожидала задержанная машина. От нетерпения Касумов постукивал пальцами по
переднему сиденью. Он традиционно садился на заднее сиденье. Машина подъехала к
предполагаемому месту через двадцать минут после полученного сообщения, но,
кроме полицейского «жигуленка», других автомобилей здесь не было.
— Где водовоз? — закричал Касумов, выскакивая из машины. За
ним вышли двое его сотрудников.
— Какой водовоз? — спросил, растягивая слова, старший
лейтенант полиции, похожий на куклу, с круглым лицом, будто наклеенными усиками
и круглыми, немного навыкате глазами.
— Где машина? — заорал Касумов.
— Где машина? — повернулся к своему сержанту офицер полиции.
— Вы ее отпустили?
— Мы остановили машину, все проверили, как нам и
приказывали, начальник, — доложил сержант, вытягиваясь перед офицером, — но все
было в порядке.
— Вы его отпустили? — выдохнул Касумов.
— Мы проверили его документы, права. Все было в порядке, —
начал повторяться сержант. Офицер полиции стоял, с жуликоватым видом глядя на
сотрудников Министерства национальной безопасности.
— Как вы могли его отпустить? — разозлился Касумов,
обращаясь к офицеру. — Вы же получили наш приказ.
— Я в это время разговаривал с другим клиентом, — начал
объяснять офицер, — и не видел, как мой сержант его отпустил.
— С клиентом? — передразнил Касумов. — У вас все водители
клиенты.
— Ах ты подлец, негодяй! — закричал нарочито громко офицер
полиции на своего сержанта. — Ты почему его отпустил?!
— Оставьте этот спектакль, — поморщился Касумов, — можно
подумать, вы отпустили его даром. Наверное, в кармане у тебя, подлеца, все еще
хрустят доллары, которые он тебе заплатил. В какую сторону он поехал?
— Не видел, — сделал еще более круглые глаза кукольнолицый.
— Сукин сын! — бросил ему Касумов, усаживаясь в машину. —
Давайте, ребята, быстрее в сторону города. Может, успеем перехватить.
Когда их автомобиль отъехал, старший лейтенант, улыбаясь,
сказал своему подчиненному:
— Я их хорошо знаю. Только ругаться могут. А сами деньги
берут больше нашего. Просто вид делают, что честные.
— А где моя доля? — деловито спросил сержант.
— Потом отдам, — отмахнулся офицер, — смотри, какая машина
едет.
Кажется, «БМВ». Давай тормози.
— У нее государственный номер, — отмахнулся сержант.
Офицер немедленно вытянулся и отдал проезжающей машине
честь. Его явно не смущало, что машина неслась на куда большей скорости, чем
это было дозволено местными правилами. Офицер, улыбаясь приклеенными усами,
проводил взглядом автомобиль.
— Опять передают, — сказал сержант, — опять эти психи из МНБ
требуют у всех постов остановить водовоз.
— Дураки, — презрительно сказал старший лейтенант, — вот
такие дураки там и работают. Я вчера встречался с одним таким дураком. Он
журналист, но ничего не понимает в жизни. Мы с ним договорились, чтобы я ему
заплатил за его комнату, а я начал умолять, что у меня денег нет. Вот этот
дурак и поверил.
Десять тысяч долларов просто так скостил, поверил мне на
слово.
— Повезло, — восхищенно сказал сержант.
— Конечно, повезло, — кивнул офицер, — дураков всегда
хватает.
— А если они на нас пожалуются? — опасливо спросил
осторожный сержант.
— Ничего не будет. Машину мы задержали, все документы
проверили. Он же не будет всем рассказывать, что дал нам двести долларов, даже
если его поймают.
А если они пожалуются, мы все объясним начальству. Не бойся,
со мной не пропадешь.
С этими словами он сунул руку в карман и потрогал две
сотенные бумажки, полученные от молодого водителя. «Какие наглые эти водовозы,
— подумал он с умилением. — Когда их останавливаешь, даже одного ширвана
[1]
не
допросишься. А у этого в кармане стодолларовые купюры были. Больше нужно с них
денег брать. Им, наверное, дачники много платят. Вообще, в последнее время все
эти водители так обнаглели, что уже и платить не хотят. Каждый, кого
останавливают, называет имя какого-нибудь начальника и отказывается платить».
— Повезло, — снова услышал он голос сержанта.
— Ты про что? — спросил он, насторожившись.
— Я про журналиста, — напомнил сержант.
— Ах да, — облегченно вздохнул офицер, — смотри, вон идут
«Жигули».
Кажется, с грузом…
— Он обычно арбузы перевозит со своей дачи. Я его знаю.
— Давай останови. Как раз сделаем деньги и для тебя.
— Он больше одного ширвана не даст, — лениво сказал толстый
сержант, отходя от своей машины.
— Ничего! — крикнул офицер. — Мы не жадные. Это тоже деньги.
Москва. 6 апреля 1997 года
В это воскресенье полковник Мовсаев должен был встретиться с
бывшим сотрудником четвертого отдела Первого главного разведывательного
управления КГБ СССР. Он был одним из тех, кто обеспечивал связь между
восточногерманской разведкой и разведкой бывшего СССР. Четвертый отдел ПГУ
курировал вопросы, касающиеся обеих Германий и Австрии. Многие специалисты по
восточногерманским отношениям ушли на пенсию или в отставку после развала
Германской Демократической Республики. Сотрудники четвертого отдела ПГУ еще за
два года до падения Берлинской стены предупреждали советское руководство о
необходимости коренных реформ в ГДР, но их голос не был услышан ни в Москве, ни
в Берлине. К тому же Горбачев и Шеварднадзе считали, что перестройка в ГДР
должна развиваться по их собственному сценарию, и в результате сначала
развалили восточный блок, а затем и собственную страну.
Мовсаев с Никитиным выехали за город, чтобы встретиться с
бывшим сотрудником четвертого отдела, полковником в отставке Якимовым, который
раньше занимался обеспечением связи через разведку ГДР с группой Ахмеда
Мурсала. Они приехали на дачу в одиннадцатом часу утра и беседовали с хозяином
дома около трех часов. Пока жена и невестка Якимова хлопотали на кухне, сам
хозяин предложил пройти к беседке в саду, где их разговор никто не мог
услышать. Это был еще полный сил пятидесятивосьмилетний мужчина с густой копной
седых волос.
