Он с трудом расплатился, поднял девушку к себе и пошел к
отцу за деньгами. Отец открыл дверь, молча выслушал сына, попросившего сто
рублей.
Деловито спросил, словно не замечая состояния парня:
— За ужин ты расплатился?
— Конечно, — икнул сын.
— Зачем тебе сто рублей?
— На женщину.
Нужно себе представить степень наглости, если сын просит на
«такое» деньги у отца. Любой другой отец из Баку, независимо от национальности,
но впитавший в себя восточные, кавказские устои, испепелил бы его взглядом. По
традиции в присутствии отца нельзя было даже доставать сигареты из кармана, а
уже тем более говорить о таких вещах. Но отец только улыбнулся, достал из
кармана пятьдесят рублей, протянул их сыну и сказал:
— Надеюсь, у тебя всего одна гостья. А для нее достаточно
будет и пятидесяти.
Утром за завтраком в буфете сын не смел взглянуть в глаза
отцу, пока тот первый не заговорил об этом:
— Ну как вчера было, неплохо?
— Ничего, — вздохнул сын, — могло быть и лучше.
— Это суррогат, — строго сказал отец, — я вчера специально
ничего не стал говорить, даже не возражал, чтобы ты сам все понял. Это как
механическая кукла, готовая исполнить любое твое желание. Выйдя от тебя, она
через секунду готова отдаться другому клиенту! Никакого удовольствия от этого
получить нельзя.
Сын молчал, опустив голову.
— Много лет назад, — продолжал отец, — я работал прокурором
одного из районов. И ко мне приехали гости. Несколько парней и девушек. Среди
них была одна, которая мне очень нравилась. У меня была маленькая двухкомнатная
квартира, и я был тогда еще холостой. Мы весело провели время, достаточно
невинно по сегодняшним меркам, рассказывая друг другу анекдоты за чаем и
бутылкой вина. После отъезда гостей я нашел у себя в спальне под подушкой розу.
Сын поднял голову, посмотрел на отца.
— Воспоминание об этой розе, — продолжал отец, — греет меня
до сих пор.
Я до сих пор не знаю, кто ее оставил. Мне тогда очень
хотелось надеяться, что это сделала именно та девушка, которая мне нравилась.
Но в любом случае это было прекрасно. Надеюсь, ты меня понимаешь?
Вернувшись на сборы, Дронго рассказал об этой истории
Гурвичу и теперь тот напомнил о событиях шестнадцатилетней давности. Дронго
усмехнулся, вспоминая, какой простой казалась жизнь в двадцать два года и какой
сложной она кажется ему теперь, с каждым прожитым днем. Он поднял трубку, еще
раз набрал номер телефона. На этот раз это был телефон его родителей. Трубку
поднял отец.
— Папа, — сказал Дронго, — я забыл поблагодарить тебя за
поездку в Нардаран. Большое спасибо, ты нам очень помог.
— По-моему, несколько запоздалая благодарность, — иронически
заметил отец, — но в любом случае, пожалуйста. И позвони нам сразу, как только
приедешь, — добавил он на прощание.
Баку. 7 апреля 1997 года
Понедельник — всегда день тяжелый, и Касумов с самого утра
ждал неприятных известий. Но к полудню стало ясно, что пока никаких известий
нет, а это само по себе было самым неприятным известием. В два часа дня он
выехал в аэропорт, чтобы проверить все на месте. Выяснилось, что Шариф Ахмедов
работал обычным водителем на грузовой машине, прикрепленной к таможне. Работал
недолго, около пяти месяцев, затем был уволен по собственному желанию. Касумов
был местным жителем и понимал, как трудно устроиться беженцу на работу в
таможню даже обычным водителем.
Таможенная служба и налоговая полиция были пределом мечтаний
многих молодых и не только молодых людей, которые стремились попасть в эти
организации на любые должности. Чтобы устроиться туда, человек должен был
выплачивать невероятные деньги. Сумма взятки в зависимости от должности
варьировалась до пределов в несколько сот тысяч долларов — самая высшая такса
за назначение на руководящую должность.
Касумову было интересно, во-первых, как мог попасть в
таможенную службу даже рядовым водителем бывший беженец, не имеющий бакинской
прописки, и почему он ушел со столь «хлебного» места. Несмотря на все расспросы
бывших руководителей Ахмедова, ничего выяснить не удавалось, пока наконец он не
решил побеседовать с начальником смены, который работал в аэропорту несколько
лет.
Это был уже немолодой грузный мужчина, страдающий одышкой.
Касумов беседовал с людьми в кабинете начальника службы безопасности аэропорта,
и многие приходили с некоторым опозданием из-за плотного графика работы.
Ради справедливости стоит сказать, что у таможенников была
исключительно тяжелая работа, за которую они получали даже не нищенское, а
смешное вознаграждение, которого не хватало на пропитание семьи. И после
повышения зарплаты сотрудники таможни не получали больше пятидесяти долларов, а
это было очень мало при бешеных ценах на продукты питания.
Начальник смены явился с получасовым опозданием, не
извинившись, прошел к столу, тяжело усаживаясь напротив Касумова.
— Вызывали? — коротко спросил он. — Я пришел. Моя фамилия
Гулиев.
— Вы знали Шарифа Ахмедова, который работал на грузовой
машине? — спросил Касумов, видя, в каком состоянии находится уставший начальник
смены и решив не мучить его предварительными расспросами.
— Знал, кажется, — кивнул Гулиев, — но он уволился давно.
Почему вы спрашиваете?
— Он работал в вашу смену?
— Обычно да. Нам бывает нужна грузовая машина, чтобы вывезти
конфискованные грузы, разного рода контрабанду. Раньше мы оставляли все в
аэропорту, но потом, когда начали пропадать грузы, мы решили складировать их в
собственных хранилищах.
— Что вы можете о нем сказать?
— Парень как парень, — пожал плечами Гулиев.
— А почему он подал заявление?
— Не знаю, — коротко буркнул Гулиев, явно не собираясь
развивать эту тему.
— Вы что-нибудь о нем сказать можете?
— Нет.
— Как он работал?
— Нормально, — односложно отвечал начальник смены.
— Ну хоть что-то вы можете сказать? — разозлился Касумов.
— Послушайте, — поднял на него глаза Гулиев, — у меня еще
пять рейсов, полторы тысячи пассажиров. Почему вы думаете, что меня должен
интересовать какой-то водитель грузовика?
— Но он работал в вашу смену.
— Я не был тогда начальником смены, — с раздражением заявил
Гулиев, — я всегда был только заместителем.
— А кто был вашим начальником?
— Он уволился. Это не имеет никакого отношения к делу.
