— Мне тоже, — ответил Светлицкий, — просто вы употребили
слово «зацепки», и я вспомнил историю, которую мне рассказывал отец. Иногда
нужно оглядываться и назад, — заключил он. — Оказывается, опыт ветеранов — вещь
совсем неплохая.
Дамаск. 11 апреля 1997 года
Подвал, в котором они сидели, оказался не только теплым, но
и счастливым. Когда радость первой встречи переходит в длительное узнавание, не
приедающееся от постоянных перерывов, ослабляющих первоначальное чувство и в
конце концов разрушающих чувства обоих. Им казалось, время просто остановилось
и нет ничего, кроме этого подвала, в котором в этот день и сосредоточилась вся
Вселенная.
Но оставаться в подвале навечно они не могли. Вечером
десятого числа пришел связной, сообщивший, что по всему городу их ищут
многочисленные отряды полицейских, проверяются все отели, постоялые дворы,
подозрительные дома в городе и пригородах. Их фотографии как израильских
шпионов расклеены и розданы повсюду. Дронго скрепя сердце попросил связного
выяснить, кто скрывался в отеле «Диван», расположенном в пригороде Бейт-Сахама.
Их подвал находился совсем в другой стороне, на северо-востоке, в районе
Барзах. Но посланник настаивал на том, чтобы они немедленно покинули не только
этот подвал, не только Дамаск, но и вообще Сирию.
Выживший после ранения убийца, которого спас Дронго, дал
показания.
Связной настаивал на немедленном бегстве из города.
— Я должен получить информацию на Мула, — стоял на своем
Дронго. — Пока у меня не будет точной информации, где он находится в данный
момент, я не уйду из города.
— Вы подвергаете риску женщину, которая находится здесь
вместе с вами, — укоризненно сказал связной.
Это был пожилой араб с потухшими серыми глазами и таким же
цветом лица, словно он всю жизнь провел под землей.
— Пусть она уходит сегодня, — предложил Дронго, стараясь не
смотреть в глаза Алисы.
— Нет, — решительно сказала она, — у меня есть Приказ
обеспечить его безопасность. Поэтому я не уйду отсюда без него.
— Значит, мы останемся еще на один день, — подвел итог
Дронго, — до тех пор, пока мне не сообщат, где находится Мул и его люди. Для
меня это важнее всего на свете.
— Да, — услышал он голос Алисы Линхарт за спиной, — важнее
всего на свете. Дронго резко обернулся.
— Извините, — прошептал он, — я не хотел вас обидеть.
— Нет, — сказала она, — вы меня не обидели. Все правильно. Я
изначально знала ваши приоритеты.
— Мы остаемся, — объявила она связному. — Нам нужно знать,
кто проживает в отеле «Диван» и где находится Мул.
— Вы безумцы, — убежденно сказал связной, — ваша жизнь в
Дамаске не стоит и ржавой монеты. Неужели вы этого не понимаете?
— Спасибо, старик, — сказал Дронго, — но нам поручили важное
дело, и мы должны его выполнить. Мы не можем отсюда уехать; пока Мул в городе,
в нем останемся и мы.
Старик пожал плечами и, бормоча что-то себе под нос, стал
выбираться из подвала.
— Будьте осторожны, — сказал он, — я уберу лестницу, чтобы
вас не смогли найти, даже если обнаружат подвал. Прыгнуть вниз никто не
рискнет. За водопроводом есть второй выход, но он забит землей. Если вам все
равно нечего делать, вы можете его прорыть, чтобы у вас был запасной выход.
Лопаты я вам брошу сверху.
— Спасибо. Это как раз то занятие, которое нам необходимо, —
улыбнулся Дронго.
Когда старик ушел, он сел на стул, стараясь не смотреть в
сторону женщины. Она села рядом.
— Вам действительно здесь скучно? После случившегося они
снова перешли на «вы». И хотя в любом случае это была английская форма
обращения — «уоu», тем не менее он подсознательно считал, что всегда обращался
к ней только на «вы». В этом был его собственный выбор, он всегда обращался на
«вы» к женщинам, с которыми был близок.
— Я этого не говорил.
— Но вы так обрадовались лопатам.
— Просто я считаю важным, чтобы у нас был второй выход.
— А я подумала иначе. Может, вам неприятно оставаться здесь
со мной?
— Кажется, у нас уже семейные сцены, — пробормотал Дронго. И
они рассмеялись.
— Простите, — сказала она, — у меня тоже нервы.
— Понимаю, — кивнул Дронго, — длительное сидение в подвале
да еще наша неподвижность угнетают нас обоих. Мы ведь слишком деятельные люди.
— Вы действительно думаете, что Мул все еще в Дамаске? По
нашим сведениям, он должен был выехать в Бейрут.
— Не знаю. Но я хочу точно знать, почему он приехал в
Дамаск, что ему здесь нужно. Он ведь мог выехать в Бейрут из Алеппо. Зачем ему
нужно было лезть в этот муравейник? Она молча смотрела на него.
— Кроме того, — продолжал Дронго, — мы еще не знаем,
благодаря кому к нам прислали таких опытных мойщиков окон, как наши убийцы.
По-моему, мы должны узнать и это.
— Иногда я думаю, что вам при рождении повредили голову, —
восхищенно сказала женщина, — или вы никогда не ошибаетесь?
— Сколько угодно, — пробормотал Дронго, — на самом деле
ошибок у меня гораздо больше. Просто люди по-прежнему хотят верить в сказки.
— Может быть, — согласилась она, подняв руку и дотрагиваясь
до его щетины на лице.
— Черт возьми, — пробормотал Дронго, — я так не люблю ходить
небритым.
В следующий раз попрошу старика принести мне бритву.
— Вы же знаете, что он этого не сделает. У вас должна быть
борода, когда мы отсюда выйдем. Ваше бритое лицо будет сразу бросаться в глаза.
— Знаю, — невесело сказал Дронго, — поэтому и терплю.
Она дотронулась до его глаз, опуская палец ниже, к губам.
— Простите меня, — несколько сконфужснно сказал Дронго, — я
не хотел вас сегодня обидеть. Просто не считаю себя секс-символом и поэтому
бываю несколько скован в обращении с красивыми женщинами.
— Какая глупость, — сказала Алиса Линхарт, — по-настоящему
сексуальным мужчину делает его ум. Неужели вы действительно считаете, что
высокий рост или мускулы более важны для женщины, чем голова ее избранника?
Самая сексуальная часть мужского тела — это его мозг. Боюсь, что вы еще не
поняли этой простой истины.
— Спасибо. Я буду считать это утешением для себя, — кивнул
он, глядя ей в глаза. В подвале был не слишком яркий свет, но они видели глаза
друг друга.
Она вдруг сказала:
— У вас седая борода. Совсем седая. Вам никто этого не
говорил?
— Нет. Но иногда мне кажется, что эта борода отражает
состояние моей души.
