— Я могу узнать почему?
— Я еще не нашел Мула.
— А ты считаешь, что можешь его найти?
— Да. Я так считаю, — он повернулся на бок и посмотрел на
отца, — если хочешь, я обязан его найти. И мне кажется, что я смогу это
сделать.
— Приятная самоуверенность. А что тебе мешало это сделать за
целый месяц?
— Я к нему подбирался.
— Сумел подобраться?
— Кажется, сумел.
— В таком случае ты можешь сказать, где его найти?
— Нет, не могу.
— Тогда я тебя не понимаю.
— Я вошел в игру, — попытался объяснить сын, — я уже изучил
его приемы, его манеру игры. Я знаю, как вести эту игру. И хотя пока у меня нет
козырей, но я чувствую, что смогу победить.
— В таком случае оставайся, — кивнул отец, — только с одним
условием.
Во время твоей игры тебе можно подсказывать?
— В каком смысле?
— Я собираюсь остаться рядом с тобой и иногда подсказывать
тебе, какой ход может оказаться самым сильным. Твои правила игры разрешают
такие подсказки?
Дронго развел руками. В этот момент в палату вошли Павел
Гурвич и Алиса Линхарт. Увидев пришедшего в себя Дронго, гости бросились к
нему, принялись пожимать руку. Алиса на радостях даже поцеловала его.
— Тебе два дня кололи снотворное, чтобы немного отдохнул.
Врачи считали, что ты получил по-своему сильный психологический шок и тебе
нужно было немного отдохнуть, — объяснила она.
— Сначала мне нужно сбрить эту бороду, — потрогал свое лицо
Дронго, — а потом я собираюсь выйти из больницы и искать Мула.
— Последний раз его видели в Бейруте, — сообщил Гурвич, —
после чего он покинул Ливан. Где он сейчас — мы не знаем. Но по данным нашей
агентуры, он собирался в Европу.
— А где Красавчик?
— Мы его упустили.
— Что-нибудь нашли в их номерах?
— Ничего особенного. Наркотики, оружие, обычный набор. Но
тебе нельзя сейчас выходить. Врачи считают, нужно отлежаться. Хотя бы недели
две-три. Иначе твой организм просто не выдержит. У тебя была в прошлом году
сильная ишемия. И остался рубец на сердце.
— Спасибо, что сказал, — отмахнулся Дронго, — мне все равно
нужно вставать. Я не люблю долго лежать. Это не для меня.
— Мы его найдем, — пообещал Гурвич. — Мы его обязательно
найдем.
— Я не буду лежать, — поднялся Дронго. У него закружилась
голова, и он глухо закашлял. — Мне нужно просто немного прийти в себя.
— Скажи ему, — потребовала Алиса, глядя на Гурвича.
— В Баку нашли убийцу Велиева, — сказал Гурвич. — А мы
обнаружили в номере Салеха Фахри подробную карту Лазурного берега Франции. И
теперь точно знаем, что следующей точкой их маршрута будет Франция. Поэтому ты
можешь считать свое расследование завершенным. Мы постараемся найти его именно
там.
— А эти трое, которые жили в «Шератоне»? Вы их проверили?
— Конечно, проверили. Но похоже, что твои подозрения на этот
раз не оправдались. Эти трое не имеют к террористам никакого отношения. Они
просто люди, слишком долго проживающие в «Шератоне».
— Нет, — возразил Дронго, — среди них должен быть кто-то
один, который очень интересовал террористов. Я об этом подумал еще тогда, когда
двое чистильщиков окон оказались убийцами. Они ведь действительно чистили окна
в этом отеле. И, очевидно, следили не только за мной. Там был еще кто-то, кто
их очень интересовал. Каждый из террористов дважды в день подходил к отелю,
видимо, рассчитывая получить какую-то информацию. Они не уехали из города даже
после убийства своих людей, только сменили отель. Поэтому я уверен, что один из
троих был очень важен для террористов. Мне нужны развернутые досье по всем
троим.
— Хорошо, — согласился Гурвич, — но напрасно ты так
нервничаешь. Мы уже все знаем.
— Лазурный берег большой. Где именно будут террористы? Или
ты считаешь, что вы сможете прочесать все города южного побережья Франции?..
Нужно знать точно, где и когда они нанесут свой удар.
— Но это не может узнать никто, — пожал плечами Гурвич,
после случившегося в Дамаске Ахмед Мурсал вообще перестал появляться на людях.
Мы не знаем, где он и где его люди. Он больше никому не верит.
— Досье на всех троих, — упрямо произнес Дронго. — И мою
одежду, — добавил он чуть тише.
Израиль. 20–28 апреля 1997 года
Выйдя из больницы, Дронго поселился в «Хилтоне», находящемся
на побережье. В соседнем номере остановился отец. Тель-авивский «Хилтон» был
последним в ряду стоявших на побережье отелей, и рядом с ним уже возводилось
какое-то здание. Из отеля можно было попасть на пляж, пройдя либо через
ресторан первого этажа, либо по коридору. В отеле был также японский ресторан,
в котором с удовольствием обедали японские и американские туристы.
Именно сюда, в отель, Гурвич привез три досье на гостивших в
Дамаске людей. Дронго читал их внимательно, иногда делая какие-то отметки. Ему
было важно понять основные мотивы действий террористов и, поняв причины,
побудившие их остаться в Дамаске, просчитать возможные действия Ахмеда Мурсала
во Франции.
К этому времени по всему южному побережью Франции уже
работали сотрудники МОССАД, пытавшиеся вычислить, где именно и когда нанесет
свой основной удар Ахмед Мурсал. Дронго иногда выходил из своего номера, чтобы
пообедать вместе с отцом. Тот любил часами сидеть у моря, глядя на его синие
волны. Средиземное море в этой части света напоминало Каспийское, а выгнутая
полоса тель-авивских пляжей отчасти напоминала бакинскую полосу прежнего
бульвара. По вечерам приезжала Алиса Линхарт, которая была в полном восторге от
отца Дронго. Ему тоже нравилась молодая женщина, и они втроем отправлялись
обедать в какой-нибудь маленький ресторанчик.
Дронго забывал в эти редкие минуты, почему он находится в
этой стране.
Отец рассказывал смешные, давно забытые истории, и Алиса
Линхарт громко смеялась. Они говорили обо всем и ни о чем, пили легкое вино и
казались беззаботными туристами. А вечером он возвращался в номер и продолжал
сидеть над картами, маршрутами террористов, над личными делами троих гостей,
вспоминая слова Али Гадыра Тебризли, генерала Райского, генерала Светлицкого и
других.
Ему нужно было понять дальнейшие действия террористов, он
смутно чувствовал, что находится на пути к разгадке.
Иногда ночью приезжала Алиса, и тогда он откладывал свои
бумаги ради общения с женщиной, которая ему нравилась. В один из дней он
предложил отцу съездить в Иерусалим. Они вызвали машину, чтобы доехать до
города, давшего миру сразу три религии. В дороге водитель, говоривший
по-русски, долго расспрашивал их обо всем, рассказывал о своей жизни. Он
приехал в Израиль совсем маленьким мальчиком, еще в начале семидесятых. Его
семье, проживающей в Бухаре, пришлось пройти через неимоверные испытания,
добиваясь права на выезд в страну своих предков. Отец в течение двух лет не
работал, над мальчиком издевались в школе.