Показ действительно интересного фильма был обречен на успех,
публика встретила картину бурей аплодисментов и приветственными криками. К
радости зрителей, в зале присутствовали режиссер и главные актеры фильма, среди
которых выделялась очаровательная Мила Йовович.
В фойе среди гостей были видны озабоченные лица офицеров
российской, французской и израильской спецслужб. В левой части здания,
выходившей на побережье, в небольшом кабинете собрались три генерала — Даете,
Светлицкий и Райский. Настроение у всех было безрадостное, нервы на пределе,
все уже знали о случившемся в Париже. Дронго сидел в зале, с интересом
осматриваясь.
Вернувшись вчера в отель, он, как и предсказывал генерал
Райский, уже не застал Алису Линхарт в «Негреско». Она успела оставить для него
только короткую записку с пожеланием удачи. И это было все, что осталось у него
от встречи с этой сильной женщиной. Он показал записку отцу, и у того
испортилось настроение на весь день. Вечером он признался сыну, что боится
неожиданных разрывов и уходов близких людей.
— Когда тебе много лет, начинаешь опасаться всего, — признался
отец, — особенно меня волнуют вот такие ситуации, когда навсегда теряешь
близких тебе людей. Она была потрясающей женщиной, и очень жаль, что теперь ее
не будет рядом с тобой.
Во время открытия фестиваля Дронго удалось каким-то чудом
достать второе приглашение, и теперь отец сидел рядом с ним, удивляясь этой
неистовой атмосфере праздника, который мог состояться только в Каннах. Смокинг,
взятый для него напрокат в Ницце, очень шел ему. Отец был примерно одного роста
с сыном, оба были очень высокие. При таком росте смокинг молодил пожилого
человека.
— По-моему, все эти люди сошли с ума, — предположил отец,
поправляя бабочку, — так убиваться из-за кино! Просто им нравятся иллюзии, их
уже давно не интересует реальная жизнь.
Церемония открытия состоялась, и сотни агентов в этот вечер
внимательно наблюдали за каждым движением приглашенных в зал людей. Когда
поздно ночью фильм окончился и люди начали выходить из дворца, к Дронго подошел
озабоченный Гурвич.
— Может, мы ошиблись, — великодушно сказал он, употребив
слово «мы», — может, террористы и не думают о фестивале?
— Тогда это будет самая лучшая ошибка в моей жизни, —
признался Дронго, — но боюсь, что самое трудное нас еще ждет впереди.
Мимо шли возбужденно обменивающиеся впечатлениями зрители.
Дронго протиснулся к генералу Светлицкому. Тот стоял в смокинге с таким видом,
словно у него сильно болели зубы. Увидев подходившего Дронго, он кивнул ему в
знак приветствия.
— Чем вы недовольны? — спросил Дронго.
— Вы знаете, кто приехал с иранской делегацией? — спросил
Светлицкий и, не дожидаясь ответа, сказал:
— Сам Али Гадыр Тебризли.
— Значит, он любит кино, — заметил Дронго.
— Это значит, что вы все-таки ошибались, — возразил
Светлицкий, — боюсь, что мы все недооценили коварство иранской разведки.
— Вы же сами говорили, что контракт столь же выгоден Ирану,
насколько он выгоден Франции и России, — напомнил Дронго, — зачем же иранцам
рубить сук, на котором они сидят. Может, наоборот, они хотят застраховать себя
от возможных неприятностей. Такая мысль не приходила вам в голову?
Светлицкий недовольно посмотрел на собеседника и, опять
поморщившись, произнес:
— Вы все время блефуете, Дронго. Однажды вы сорветесь
по-крупному.
Нельзя считать, что вы умнее всех. Одна голова, какая бы она
ни была гениальная, это все-таки одна голова. Анаша пословица гласит, что в
таких случаях лучше две головы.
— Именно поэтому я привез на фестиваль своего отца, —
улыбнулся Дронго и, повернувшись, пошел к выходу. Светлицкий остался на месте,
так и не поняв, что хотел этим сказать Дронго.
Канны. 10 мая 1997 года
В этот день на виллу «Помм де Пимм» прибыли сразу двое новых
гостей.
Они приехали на микроавтобусе и сразу загнали автомобиль в
гараж. Незнакомцы прошли в дом, вызвали Уэйвелла в сад и долго беседовали с
ним, прогуливаясь по дорожкам, проложенным между бассейном и искусственным
озером. Несмотря на усилия сотрудников спецслужб, удалось записать лишь
фрагменты разговора, из которого стало ясно, что оба гостя готовят Уэйвелла к
основным событиям, которые должны состояться только в день закрытия фестиваля,
а именно — в следующее воскресенье, восемнадцатого мая.
Этот разговор особенно обрадовал генерала Даете. На
следующий день в Канны должен был прилететь президент Франции, и к его прибытию
в городе были введены беспрецедентные меры безопасности. Все машины получили
новые пропуска, все автомобили останавливались задолго до дворца, и даже очень
именитым пассажирам приходилось преодолевать последнюю часть пути пешком.
Визит этих гостей вселил уверенность и в остальных
руководителей спецслужб, уже решивших поставить крест на самой идее
использовать виллу в качестве приманки для террористов. Их появление
свидетельствовало либо о просчете террористов, либо о правильном расчете сотрудников
спецслужб. Их руководителям хотелось больше верить во второй вариант, что они с
удовольствием и делали.
Одиннадцатого мая на Лазурный берег прилетел сам президент
Франции.
Артистическая натура Жака Ширака требовала такой грандиозной
сцены, как Каннский юбилейный фестиваль. Справа от дворца стоял памятник де
Голлю, а слева, у побережья, памятник Жоржу Помпиду, не просто бывшим
президентам республики, а своего рода духовным предшественникам Жака Ширака на
этом посту.
И хотя непрезентабельный памятник де Голлю был расположен
напротив американской закусочной «Макдоналдс», а у памятника Жоржу Помпиду
продавали жареные сосиски, так называемые «хот-доги», тем не менее важны были
символы, и Ширак в полной мере насладился своим особым статусом почетного
гостя.
А мужчины, прибывшие на виллу, разместились в одной из
спальных комнат и довольно быстро приспособились к рваному ритму жизни
Уэйвелла. Уже на следующий день один из них переехал В другую спальню, а на
вилле появились еще две длинноногие девицы, также предпочитающие купаться в
бассейне в костюмах Евы.
Напряжение росло с каждым днем. Мул нигде не показывался.
Двенадцатого мая все события переместились в аэропорт Ниццы, откуда большинство
почетных гостей фестиваля уезжало на один день в Париж, чтобы отпраздновать
юбилейные мероприятия в столице Франции, в одном из самых знаменитых ресторанов
города, расположенном на Елисейских Полях, — ресторане «Фуке». Перед входом в
ресторан были выбиты имена самых известных актеров, режиссеров и эстрадных
звезд Франции, когда-либо посетивших это заведение. Вокруг ресторана были
натянуты белые палатки, чтобы скрыть от глаз посторонних праздничный ужин звезд
мирового кино. Вместе со звездами в город прибыло около трех сотен их
телохранителей, вокруг ресторана дежурили мобильные полицейские части, готовые
вмешаться в случае необходимости. Но главные события по-прежнему происходили в
Каннах, где шел конкурсный показ фильмов.
