— Руку, — крикнул Дронго. — Давай руку!
— Будь ты проклят, — с ненавистью сказал террорист и
оттолкнул его руку, попытавшись в последний раз ударить того, кто сумел его
остановить. И в следующий миг с диким криком полетел вниз.
Дронго стал осторожно спускаться. В коридоре уже стояли
люди. Он вошел в лифт и спустился вниз, в разорванной одежде и окровавленный.
— Система кондиционирования, — прохрипел он, — проверьте систему.
Спасайте людей.
От усталости он едва держался на ногах. К нему подошел
Райский.
— Что случилось?
— У вас в МОССАД был предатель, — прохрипел Дронго. — Он
информировал Мула о всех моих передвижениях. Работал на Мула.
— Нет, — сказал Райский, — у нас не было информаторов Мула.
Мы все проверили сами. Нам помогла Алиса, которую мы отправили в Израиль.
Именно она просчитала все возможные варианты. В отделе информации у нас сидел
информатор американского ЦРУ Гринберг, о котором мы все давно знали. Видимо,
кто-то из американцев решил немного помочь Мулу.
— Но почему?
— Нефтяной контракт, — пояснил Райский, — они хотели сорвать
нефтяной контракт между Ираном, Францией и Турцией. Их не устраивал этот
контракт.
— И вы знали о Гринберге? — прошептал Дронго. — Может, это
вас не устраивал такой контракт?
— Может быть, — печально согласился Райский, — может быть.
Но вы можете быть удовлетворены. Иранцы получили «Гран-при». Теперь ясно, что
они не помогали Мулу.
— А вы? — изумленно спросил Дронго. — А как же вы?
Райский отошел от него. Гурвич подскочил к Дронго, обнял
его.
— Молодец!
— Ты знал про Гринберга?
— Ничего не знал, — растерялся Павел. — А почему ты
спрашиваешь?
— Ничего, — махнул рукой Дронго. — Ничего. В Марселе остановили
микроавтобус. Двое террористов спокойно вскрывали ящики, показывая полицейским
апельсины. Увидев апельсины, Майкл Уэйвелл окончательно потерял голову. Он
толкнул одного из полицейских и попытался бежать, но автоматная очередь была
последним звуком, который он услышал в этой жизни.
К Дронго подошел Али Гадыр Тебризли. Ни слова не говоря,
протянул руку.
Дронго пожал ее, растерянно улыбнувшись. Гурвич с улыбкой
смотрел на руководителя иранской разведки.
— Я вас поздравляю, — сказал вдруг он. Али Гадыр обернулся.
В глазах у него было изумление.
— Вы? — сказал он. — Вы поздравляете? Он явно смутился.
Потом быстро кивнул:
— Спасибо, спасибо, — и отошел от них, словно устыдившись
своей благодарности.
Повсюду раздавались веселые крики. На площади уже были
задержаны сидевшие в автобусе фирмы оставшиеся двое террористов. Многие гости в
зале так и не поняли, что произошло. Администрация фестиваля объявила, что
последний фильм на фестивале — «Абсолютная власть» Клинта Иствуда — будет
показан с трехчасовым опозданием во времени и начнется после одиннадцати
вечера.
Дронго спускался по лестнице, когда почувствовал на своем
плече чью-то руку. Он обернулся.
Это был отец.
— Я должен тобой гордиться? — строго спросил тот.
— Папа, — прошептал Дронго, — ты меня извини. Я тебя сегодня
обманул.
— Надеюсь, в последний раз, — покачал головой отец, — ты же
уже не маленький.
— Нет, — улыбнулся разбитым ртом Дронго, — я такой
маленький, папа, я еще совсем глупый.
И, опираясь на руку отца, он начал спускаться вниз. Отец
посмотрел на сына и покачал головой:
— Кажется, я даже не заметил, когда ты стал взрослым. Пошли.
— И он положил руку ему на плечо, как когда-то делал в детстве.
Они пошли по шумной площади, затерявшись в толпе. Павел
долго смотрел им вслед.
— Он гений, — услышал он за своей спиной глухой голос
генерала и обернулся.
Райский стоял рядом со Светлицким.
— И хороший сын, — добавил Светлицкий, соглашаясь со своим
израильским коллегой.
