«…Когда пришло время снимать заводской митинг, я почувствовал, что не хватает какого-то эмоционального удара. Я видел сцену во всех подробностях: уже был найден подходящий цех, уже Симонов созвонился с узбекским ЦК и договорился, что для нас его остановят, уже варили стальные конструкции, на которых должна была разместиться осветительная аппаратура, уже завозили саму эту аппаратуру, уже приехал оператор Анатолий Заболоцкий, чтобы помогать Федосову, снимая лица в самой толпе. Все готовилось к этой невероятной по сложности съемке. До сих пор не могу понять, как мы, маленькая слабосильная группа, смогли с ней справиться. Это был поистине подвиг Светланы, Виктора Аристова, Бориса Молочника, Инны Мочаловой – они сумели собрать, одеть, подготовить к съемке пять тысяч человек.
А у меня сцена не складывалась. И тогда я попросил нашего директора привезти мне из Ленинграда женский духовой оркестр. Эскин без промедления доставил его самолетом. Я еще не думал, что эти женщины войдут в картину, но, когда их увидел, понял, что место им в кадре. Их одели, репетировать с ними необходимости не было, они уже были готовы к съемке.
Мы совершенно не представляли, как сумеем справиться с пятитысячной массовкой. Сниматься люди не хотели, платили им сущие копейки, пришли все, да еще в воскресный день, только потому, что их обязали по парткомам и завкомам. На съемке всегда что-то не готово: в ожидании начала приходится стоять, париться в одежде по четыре-пять часов, уборных нет. На выходах стоит милиция – чтобы не разбегались. Как сказать этим людям, чтобы они застыли. Если хоть один из пяти тысяч, назло нам, помашет рукой или вдруг подпрыгнет, вся гигантская проделанная работа насмарку.
Вышел Никулин – Лопатин. В рядах всеобщий восторг. Его любят, обожают, но как серьезного актера ни за что не хотят воспринимать. Мы в полном отчаянии – что делать? Обратиться с пламенной речью, чтобы люди поняли важность происходящего? Речам давным-давно никто не верит – мы бы ничего не добились. И тогда я попросил включить через все динамики имевшуюся у нас в тонвагене запись “Вставай, страна огромная”. Ударила музыка, и случилось чудо. Люди стали другими, изменились выражения лиц. Они застыли. Можно было снимать один, другой, третий дубль, средние и крупные планы. Никогда, ни в одной из моих картин не возникало на съемке такого удивительного, приподнятого, святого состояния…».
В Ташкенте группа пробыла до 1 апреля, после чего отправилась в третью экспедицию – в прибалтийский Калининград. Однако съемки там только начались, как из Ленинграда пришло сообщение, что худсовет студии требует заменить Юрия Никулина на другого актера. Оказывается, на «Ленфильме» успели посмотреть отснятый в Джамбуле и Ташкенте материал и остались им недовольны. И больше всего нареканий заслужил именно Никулин: говорили, что он вялый, немужественный в роли офицера-фронтовика. Германа вызвал к себе директор студии В. Блинов и категорически потребовал: «Либо ты меняешь Никулина, либо, даю слово коммуниста, в этой профессии тебе не работать. Тебе ведь и самому Никулин не нравится – ты же его всегда со спины снимаешь». Но Герман категорически отказался менять исполнителя главной роли. Тогда его вызвали в Госкино. Ситуацию усугубляло еще и то, что единственный влиятельный человек, который мог заступиться за режиссера и актера, был Симонов, но он, как назло, в те дни был в экспедиции по Северному морскому пути и застрял где-то в Карском море. Поэтому Герману пришлось отдуваться в одиночку. Надо отдать ему должное, он и в Госкино не струсил. И повторил там то же, что и в кабинете директора студии: «Никулина менять не буду».
К счастью, вскоре в Москву вернулся Симонов и поставил последнюю точку в этом споре, взяв сторону режиссера. Писатель заявил: «Когда речь идет о фигурах исторических, решать Госкино; но когда речь идет о Лопатине, решать мне – это мой герой, я его выдумал».
Экспедиция в Калининграде продолжалась. Там сняли эпизод, когда во время бомбежки рушится жилой дом, и под ним оказываются погребены десятки людей. Лопатин, вместе с другими, пытается вручную разобрать завалы, откуда еще слышатся стоны раненых, но многотонные глыбы камней не хотят поддаваться усилиям людей. Лопатин садится на землю и, обхватив голову руками, плачет от горя.
Между тем тучи над съемочной группой так и не рассеивались. Отстав от Никулина, руководство студии теперь вменяло в вину Герману и его коллегам низкую производительность труда. 22 мая директор студии В. Блинов подписал приказ следующего содержания:
«Съемочная группа фильма “20 дней без войны” работает неудовлетворительно, план в полезном метраже с начала производства выполнен на 70 %, имеется перерасход в сумме 98,8 тысячи рублей. Во многом это связано с плохой организацией съемок, с низкой производительностью труда на съемочной площадке. Приказываю: за плохую организацию Герману А. и директору картины Эскину Ф. объявить выговор. Отменить экспедицию в Мурманск, перенести съемки в павильон недоснятой натуры…».
Вначале съемочную группу покинул Никулин: вместе с цирком он отправился на зарубежные гастроли. Группа доснимала эпизоды без его участия в Калининграде, после чего возвратилась в Ленинград. Здесь с 7 июля по 3 августа шел монтаж фильма. С 4 августа съемки возобновились, но опять без Никулина: по рекомендации врачей он отправился в отпуск. Врачи предписали ему полуторамесячный отдых, но так долго он отдыхать не мог – производственный план съемок уже не просто горел, а полыхал. Поэтому с 8 сентября Никулин вынужден был вновь выйти на съемочную площадку. И хотя он снимался по три дня в неделю, киношники и этому были неслыханно рады. Но 9 октября съемки снова были приостановлены, уже из-за болезни сразу двух актеров: Никулина (у него врачи обнаружили невроз сердца) и Николая Гринько (он играл Вячеслава).
27 октября Никулин вновь вышел на съемочную площадку, хотя чувствовал себя неважно. В тот день и на следующий снимали объект «Квартира Ксении». Затем неделю группа находилась в простое. 3 ноября была снята «Заводская улица». С 4 по 16 ноября снова был простой. Никулин пишет заявление, где просит о следующем: «Прошу назначить съемки не ранее 10 ноября, так как съемка в объекте “Квартира Вячеслава” требует большого эмоционального и нервного напряжения, и есть опасение, что это может повлиять на художественную сторону съемки, а также повлечь за собой вновь ухудшение состояние моего здоровья». Актеру идут навстречу: съемку «Квартиры Вячеслава» назначают на 17–19 ноября. Закончились съемки фильма в конце декабря.
Согласно финансовым документам, за участие в этом фильме актерам были выплачены следующие гонорары: Ю. Никулин – 6600 рублей, Л. Гурченко – 3150 рублей.
23 марта готовый фильм был представлен на суд дирекции «Ленфильма». Ничего хорошего присутствующие про него не сказали. Зато было сказано много плохого. Говорилось, что лента позорит «Ленфильм», что люди, которые в ней показаны, могли только проиграть войну, что военные картину не примут.
2 апреля фильм смотрели члены Главной сценарно-редакционной коллегии Госкино и тоже были не в восторге от увиденного, сделав аж 20 (!) замечаний. Не понравилось им следующее: неуклюжая фигура Лопатина в исполнении Юрия Никулина, некрасивость его возлюбленной (Людмила Гурченко), убогие интерьеры (хотя речь шла о военном времени), грязь на улицах и т. д. и т. п. Но особенно возмутил цензоров ночной разговор Лопатина с летчиком-капитаном (Алексей Петренко) в поезде, где летчик рассказывает свою полную драматизма историю о том, как ему изменила жена. Монолог летчика длился более пяти минут и впоследствии был назван одним из лучших в отечественном кинематографе. Однако цензоры заставили Германа сократить его чуть ли не вдвое. Именно тогда председатель Госкино Ф. Ермаш изрек историческую фразу: «Ну, что же, товарищи, обсудим масштабы постигшей нас катастрофы». А его зам Павленок выразился еще более конкретно: «Ну, что же, надо поздравить “Ленфильм” с картиной о людях, проигравших Великую Отечественную войну».
