— Мы ведь были вместе, — бесхитростно объяснил он.
Лучи заходящего солнца позолотили купола храма Александра Невского, жизнь показалась мне прекрасной и осмысленной.
— Здесь совсем рядом игровой зал с покер-автоматами…
— Нет! — твердо отрезал я. — Валя уже заждалась!
— О, китайский ресторан, — он кивнул на другую сторону улицы, — а не съесть ли нам по тарелочке супа из креветок и по порции жареных осьминогов? Обожаю дары моря…
Я тоже любил морские деликатесы, умирал с голоду и, главное, чувствовал себя богачом. К тому же, наивность — лучшая подруга глупости.
* * *
Ресторан был пуст. Нарисованный на стене дракон скалился улыбкой клинического идиота, везде висели красные фонарики. С детским любопытством и расточительностью Борислав заказал по три азиатских блюда на каждого, этим можно было накормить полк солдат. Потом задумался, глядя на мелкий дождь за окном, который навевал мысли о сладкой послеобеденной дреме.
— Ничего-то ты обо мне не знаешь, — неожиданно проронил он. — Я несказанно богат.
— С чем тебя и поздравляю, — сказал я, слегка смутившись.
— Валя тоже не знает… она ведь глуповата, правда?
Может, он ждал, что я стану возражать, но я промолчал. Мне хотелось есть и спать. Он заказал две пачки дорогих сигарет «Давидофф», распечатал свою, закурил. И рассказал, как давно, в те времена, когда держал лоток в скверике у ресторана «Кристалл», втайне он Вали обзавелся несколькими редкими предметами «баснословной ценности».
— То были блаженные годы, у людей еще оставался настоящий товар. Я скупал его за бесценок и продавал втридорога. Миллионеры, разбогатевшие на кредитах, тогда не знали, куда девать деньги, и не задумываясь, сметали все подряд. Иностранцы — тоже. Тогда можно было впарить даже порванный ремень, если убедить покупателя, что он принадлежал какой-нибудь коммунистической шишке. Мы с Валей зарабатывали по триста и больше долларов в день, представляешь? — Мне было трудно это себе представить, да и он сейчас походил на человека, который разговаривал сам с собой, пытаясь в чем-то себя убедить. — Тогда еще не было антикварных магазинов, и мы, лоточники, снимали все сливки.
Вот тогда и появился Григорий. Его отец, русский белоэмигрант, в свое время был генералом, адъютантом последнего царя Николая II. У старика Григория слезились глаза и дрожали руки, как у горького пьяницы, наследников не было, но он, верный фамильной чести, хранил завещанные отцом бесценные вещи царской семьи. В ту благодатную осень все газеты пестрели материалами о трагической кончине Николая II и его семьи. Григорий полностью уверился в гибели царского семейства, поняв, наконец, что его личное прозябание в нищете и хранение драгоценностей, которые уже некому передать, теряют всякий смысл. И решил с размахом, типично по-русски, дожить свои последние годы. Борислав купил у него золотую табакерку с царскими вензелями и огромный бриллиант, величиной с ноготь большого пальца, — он задумчиво показал мне свой ноготь, потом — золотой медальон с двадцатью тремя бриллиантами, каждый от двух до десяти карат, две картины Рафаэля и одну — Боттичелли, которые до семнадцатого года висели в кабинете злосчастного Николая II. Борислав арендовал сейф в «Булбанке» и скрыл там «от всего мира», как он выразился, это несметное богатство. Меня охватило чувство, что я оказался в паутине Шехерезады, впрочем, сон как рукой сняло.
— Как же тебе это удалось, вы ведь с ней неразлучны? — поинтересовался я и тоже закурил.
— Валя глупа, — он виновато глянул на меня, — ее не трудно обвести вокруг пальца. Я веду двойную жизнь, Марти.
— Не понимаю, зачем ты все это мне говоришь?
— Надоело ходить в «шестерках», — он несколько раз щелкнул зажигалкой. — Мотаюсь с утра до ночи по разным адресам, разыскиваю стоящий товар, а потом отношу его мошенникам и продаю за бесценок. А они в своих магазинах дерут за него в десять раз больше. Все коллеги в курсе. Магазины Тедди, Хасковца и Чоко построены на моем горбу!
— И все-таки я не понимаю…
— Ты для меня — родная душа, Марти, я тебе доверяю Да мы с тобой… с твоим умом, Марти, и с моим умением держать нос по ветру вместе горы своротим! Если объединимся и откроем свой антикварный магазин… ты можешь себе представить?..
— Нет, — честно ответил я. — Мне просто нечего тебе предложить.
— Ты уже сделал то, что от тебя зависело, — он снова щелкнул зажигалкой, — сегодня вывел меня «в люди», а это совсем не мало, поверь.
— Не думаю, что сегодня случилось что-то судьбоносное.
— Случилось. Ты единственный знаешь обо мне все, — он сделал ударение на слове «единственный», — разве этого мало? Два дня назад я встретил этого пьянчужку, Григория, наверное, он уже все спустил… А у него оставалась еще одна штучка. Скажу — у тебя голова пойдет кругом.
Его невинное детское лицо озарила довольная улыбка. Он казался подкупающе, безусловно искренним, но ведь только что сам признался, что уже давно водит за нос свою жену. «Двойная жизнь, — сказал я себе. — Если он с такой легкостью пудрит ей мозги, то, наверное, привык лгать всем и во всем».
— Это не то, что ты думаешь, Марти, — он не скрывал обиды, — просто мне нужна твоя помощь, самому не справиться.
Суп из плавников акулы был жгучим от перца и невероятно вкусным. Официантка, лучась китайской приветливостью, уставила тарелками весь стол — кальмары и креветки выглядели невероятно аппетитно, издавая аромат загадочного Востока. Я отключил все мысли и предался низменному удовольствию насыщения.
— А не выпить ли нам по глотку виски? — неожиданно предложил Борислав. — День выдался удачный, это стоит отметить.
Мне тоже хотелось слегка расслабиться. Я чувствовал себя счастливым со ста долларами в кармане, мы сидели рядом, я мог его контролировать, мы сытно отобедали, и алкоголь не должен был ударить в голову. «Пятьдесят граммов нам не повредят, всего лишь согреют душу», — наивно подумал я.
— Но только по одной, — предупредил я, когда китаянка принесла нам янтарную жидкость.
— Клянусь памятью матери, — перекрестился Борислав и одним глотком осушил стакан.
Он глянул на меня с благодарностью, действительно чувствуя во мне друга. Я обещал позаботиться о нем и собирался выполнить свое обещание. Мне захотелось в туалет, я отошел всего на несколько минут, а когда вернулся в зал, Борислав сидел уже за другим столиком, в самой глубине помещения. Достав заветную пачку долларов, он щедро раздавал бумажки какому-то молодому человеку и его подруге-блондинке. С его нижней губы тянулась ниточка слюны, перед ним стоял уже ополовиненный двухсотграммовый стакан с виски.
— Эй, что тут происходит? — спросил я.
— Этот господин угощает, — ответил гладко выбритый молодой человек и покраснел. А потом разозлился: — А вы кто такой?
Борислав ехидно ухмыльнулся, издал нечленораздельный звук, рыгнул и с трудом пробормотал:
