Из которой его выпустил тот, кто управлял шофером.
Взрыв нарушил узор символов, заклинания вспыхнули вулканом, включился «Кокон», и среди бушующих магических призывов промелькнул тот всплеск, что сбросил древнее заклятие с Амона…
Кирилл улыбнулся себе:
– Теперь я знаю, как буду выглядеть на столе патологоанатома.
И уверенно направился к лифту.
Из дома ведет ход в Комнату Ритуалов, расположенную так глубоко, что ее опаляет жар Сердца Земли. Комната вырублена слепыми рабами и потому идеальна для церемоний Древних – ее изначальная Тьма ни разу не мертвела под лучами живого света, и даже память о нем не оскверняла своды Комнаты.
Древние сейчас там.
Об этом говорили следы когтей Элизабет и крови Шаба.
– Меня ждет интересная встреча…
Кирилл надавил на кнопку вызова, услышал звонок, затем звук неспешно поднимающейся кабины, вошел в нее и, отвечая на вежливый вопрос лифтера, сказал:
– В Комнату.
Лифтер, молодой парень с зализанными черными волосами и тоненькими усиками, облаченный в бирюзовую униформу, кивнул:
– Прекрасный выбор.
Дверь лифта закрылась. Кабина пришла в движение.
Лифтер молчал, старательно отводил взгляд, делая вид, что в пассажире нет ничего необычного, и лишь в конце пути, когда кабина почти остановилась, поинтересовался:
– Собираетесь возвращаться?
– Планирую, – кивнул Кирилл.
– Тогда я подожду на этаже.
– Буду признателен.
Кирилл вышел из кабины и огляделся. Хотя на первый взгляд движение головой могло показаться глупым, поскольку в Комнате царила абсолютная Тьма. Непроницаемая и жгучая Тьма Проклятой Звезды – пронзающая языками черного пламени, плавящая все, кроме Древних.
Тьма смертоносная.
Удивленная тем, что неспособна испепелить дерзкого гостя.
А Кирилл оглядывался, изучая сводчатые потолки, грубость которых определялась шершавым наростом страданий. Пять гладких камней, приготовленных для Пяти Книг, но занят из них лишь один. Раскаленный до священного Мрака пол, отделяющий Комнату от геенны Сердца. И широкий, уродливый алтарь, на котором Элизабет и Шаб раньше предавались мерзостям Древних.
Алтарь, посвященный им самим.
Алтарь, на который сегодня прольется кровь.
А еще Кирилл видел отвратительную тварь, похожую на вывернутого наизнанку человека. Не физически вывернутого – духовно. Как будто все отвратительное, все зло и все чудовищные пороки нашего рода, все, что не выставляют, пряча от чужих глаз, гниение морали и пафос лицемерия… Будто вся гадость мира обратилась в плоть когтистой твари. Кирилл увидел все дурное, что возможно во Вселенной, и это дурное было существом.
Убивающие рога, окаменевшие от крови жертв. Длинный хвост с острейшими шипами. Раздвоенный язык, то и дело вырывающийся меж клыков, с которых капает яд… Изогнутые когти, тверже которых только воля Творца. В пылающих глазах – ненависть Проклятой Звезды! Вонь из распахнутой пасти – смрад Проклятой Звезды! Шипение – ее проклятия…
Это была Элизабет в Истинном Облике.
И она сражалась с Шабом, меч которого рассекал абсолют Древней Тьмы, подобно золотой молнии. Они сражались с такой яростью, что не замечали ничего вокруг и даже появление Кирилла. Сражались там, где Проклятая Звезда делала их всесильными и уязвимыми. Сражались насмерть.
Шаб нападал, и хопеш то и дело угрожал чудовищу, заставляя отступать и уклоняться. Золотая молния несколько раз коснулась чешуи, оставив на теле Элизабет уродливые ожоги, дважды просвистела рядом с ее горлом, а в тот миг, когда в Комнате появился Кирилл, неудачная попытка Элизабет увернуться закончилась тем, что клинок снес ее правый рог.
Вызвав дикий рев, в котором слышались бешенство и обида.
Элизабет опасалась мужа, обрадовалась, увидев его раненым, уверилась в легкую победу, но, столкнувшись с яростным мастерством, смутилась и разъярилась. Она должна была побеждать, но зло туманило разум Древней, а Шаб добавлял ей растерянности непрерывными атаками. Хопеш оказывается то здесь, то там. Кажется, у Шаба работают обе руки и он перебрасывает меч из одной в другую, финтя вокруг жены в поисках подходящего момента для удара.
Выпад когтистой лапой – Шаб уклоняется.
В воздухе мелькает хвост – Шаб смеется.
Еще один выпад, и Элизабет попала в фехтовальную ловушку. Шаб ловко увернулся от удара, но не отступил, взмахнул мечом и отсек жене левую лапу.
Комнату огласил жуткий вой.
На этот раз – болезненный.
Вой превратился в визг, перепуганная Элизабет отступает, Шаб рвется следом, намереваясь закончить начатое. Но Шаб осторожен, уходит от удара хвостом, от беспорядочных выпадов правой лапы, уворачивается, ловко оказываясь сбоку от жены, и вновь режет ее мечом. На этот раз глубже, болезненнее.
Невыносимые удары опрокидывают Элизабет на алтарь. Ее смрадное дыхание наполняет комнату, а лютая кровь поливает раскаленный камень. Видно, что она почти сдалась. Но не просит пощады, ибо знает – пощады не будет. В этике Древних милость не предусмотрена. Довольный Шаб взмахивает мечом, и Кирилл стреляет. Четко под вскинутую руку. Пуля разрывает плоть Говарда, пробивает сердце и отбрасывает Шаба от алтаря, к которому медленно приближается Кирилл.
– Амон, – улыбается Элизабет. Хочет улыбнуться, потому что в Истинном Облике она способна лишь щериться. – Мой первый человек…
– Тебе следовало полюбить меня, – хмуро произнес Кирилл, совершенно не помня, почему должен произнести именно эти слова.
– Даже Древние ошибаются, – отвечает Элизабет.
Ее кровь продолжает заливать алтарь.
– Да, – подтверждает Кирилл, поднимая револьвер. – Даже Древние ошибаются.
А в следующий миг Тьма обращается в воронку.
Все вокруг приходит в движение. Неистовая буря возникает вдруг и подхватывает мертвого Шаба, раненую Элизабет и стреляющего Кирилла. Светловолосую девушку в очках. Парня, в полете врезавшегося Кириллу в спину. Всех. Буря подхватывает и вертит их волчком. Кирилл почти ничего не видит, стреляет, чувствует смрадное дыхание Элизабет, стреляет вновь, слышит полный боли крик и смеется. И разводит в стороны руки, отдавая себя на волю Бури Тьмы.
Не на милость, потому что в этике Древних она не предусмотрена, а на волю.
И Буря уносит его прочь…
* * *
– Маша!
Дом задрожал в тот самый миг, когда Виталик спустился в подвал. Задрожал так, словно Подмосковье ходуном заходило в мощнейшем землетрясении. Задрожал так, словно готовился рассыпаться, обрушившись камнем и деревом на того, кто осмелился нарушить его покой. Задрожал буквально, передавая невозможный трепет перепуганному парню.
