– С чего ты взял, что она у меня? – пролепетал Виссарион, нервно теребя шляпу.
– С того, что ты безнадежный романтик и дурак, – ответил наемник. – После смерти Элизабет Авадонна приказал мне обыскать дом, но я не нашел Книгу Жизни. Я сделал вывод, что меня опередили, и объявил книжникам Отражения, что жду продавца. Мне ответили все, кроме тебя. Трудно было электронное письмо набросать?
– Забыл, – убито признался Обуза.
– Вот и я о том, – хмыкнул Барадьер. – Ты идиот.
– Знаю. – Букинист надел шляпу, но тут же вновь ее снял. – Ты поэтому стал за мной ходить?
– Да.
– И поможешь мне спасти девчонку?
– Да, – повторил наемник. – Я ведь пообещал.
– Мог бы просто отнять, – буркнул Виссарион.
– Пять Книг требуют уважения, – серьезно ответил Барадьер. – Их отнимают в крайних случаях, только если нет возможности договориться.
А у него возможность была, и наемник предложил честную сделку: величайшая драгоценность против жизни девчонки. Выбирай, книжный червь, не ошибись.
– Это будет опасное предприятие, – пробормотал Обуза.
– Можно подумать, меня на детские утренники зовут, – хмыкнул Барадьер. И взял букиниста за рукав. – Пошли, ушастый, машина за углом. По дороге расскажешь, что и как.
– А книга?
– Отдашь, когда все закончится.
Этого звонка дьяк-меченосец ждал со смешанными чувствами.
С одной стороны, он помнил каждое слово Бергера и соглашался с тем, что мечта не имеет отношения к реальности и лучше получить идеал, чем оригинал, медленно тускнеющий в повседневности. С другой… С другой стороны, Лаврич хорошо помнил свои чувства. Томление сердца. Боль от того, что они еще не вместе.
Эта девушка…
«Бергер сказал, что я превращу ее в куклу… А кем сделает ее он? Мечтой?»
Отпустив Ковригина, Лаврич принялся в беспокойстве бродить по кабинету, бормоча себе под нос «pro» и «contra» происходящего, и телефонный звонок стал для него рубежом. Несколько долгих секунд дьяк смотрел на подавшую голос трубку, затем нажал кнопку ответа и приказал:
– Докладывай.
– Обуза отправился к Бергеру, – сообщил Ковригин.
– Один?
– С ним Барадьер.
– Кхм… – ощерился Лаврич. – Интересно, Обуза не сказал ему правды или первородный каратель решил меня умыть?
Адъютант дипломатично промолчал.
– Продолжай следить, – распорядился дьяк. – И… – Он помолчал, после чего твердо закончил: – До моего появления ничего не предпринимай. Я выезжаю.
Лаврич понял, что не сможет ничего решить, сидя в кабинете.
Он должен ее увидеть…
Сейчас, после занятия любовью и долгой ванной, с влажной кожей и невысушенными волосами, с горящими глазами – она была еще прекраснее и желаннее, чем прежде. Восхитительный цветок на светлом образе Дня. Невинное чудо, которому предстоит обратиться в Отражении.
Дьяк-меченосец ждет.
– Потерпи еще час, – попросил Генрих, устраивая девушку на тумбе.
– Как скажешь.
– А чтобы не было скучно, выпей, – он протянул Гале бокал с вином.
– Натурщицам нельзя пьянеть.
– Оно тебя взбодрит.
Девушка поднесла бокал ко рту и сделала маленький глоток.
– Какое ароматное…
– Знаю. – Бергер поцеловал Галю в губы, забрал бокал и вернулся к холсту, отметив про себя, что от вина ее глаза подернулись едва заметной дымкой.
Все идет как надо. Дьяк-меченосец будет доволен. А он в очередной раз назовет себя мразью… Бергер ненавидяще взглянул на «Подснежники».
Мразью…
Особые краски ждали на металлической палитре, под которой пылали три свечи: «особые» краски должны были быть горячими. Так требовал ритуал. К счастью, Галя то ли не заметила странную конструкцию, то ли не обратила на нее внимания, и не пришлось объясняться. Впрочем, он знал, что говорить в таких случаях. Не в первый раз.
«Какой же я подлец!»
– Ты сказал час? – спросила девушка.
– Да, – он взял особую кисть и сделал первый мазок. – Если нам никто не помешает.
Виссарион правильно полагал, что одному ему не справиться, но лишь у ворот поселка окончательно понял, как сильно ему повезло в том, что Барадьер согласился поддержать его в затеянной авантюре. И потребованная наемником плата перестала казаться чрезмерной.
Ворота, разумеется, оказались закрытыми, но Барадьер дерзко посигналил, требуя охранника к себе, а когда тот подошел к водительской дверце массивного внедорожника, продемонстрировал удостоверение офицера ФСБ и веско произнес:
– При исполнении.
– Вам нужно проехать? – сглупил охранник.
– Нет… я приехал показать тебе удостоверение! – грубо рявкнул Барадьер. – У художника гости были?
– У Бергера? – окончательно запутался несчастный.
– У Рембрандта! – наемник вел себя несдержанно, как человек, вынужденный, в основном, общаться с глупыми подчиненными и сильно от этого уставший. – У тебя здесь сколько художников числится?
– Один.
– Вот о нем и рассказывай.
– Фургон в полдень приехал, черный, в кабине двое, есть ли люди внутри – не проверял.
– Ага… Ну, давай посмотрим, что у тебя за фургоны разъезжают по территории, – Барадьер убрал удостоверение и распорядился: – Открывай.
– А что предвидится? – робко поинтересовался охранник.
– В обозримом будущем предвидится наступление октября.
Наемник подмигнул растерянному собеседнику, проехал внутрь и остановил внедорожник в трех домах от участка художника.
– Фургон, действительно, есть.
– Может, сантехники? – предположил Виссарион.
– Может, и сантехники, – не стал спорить Барадьер. – К счастью, не из бригады Лаврича.
– Откуда ты знаешь?
– Ребята дьяка-меченосца не стали бы прятаться, – объяснил наемник. – У калитки обязательно торчал бы боец из охранки «МечП» с официальным дробовиком под мышкой.
– Пожалуй…
– А эти в засаду сели, ждут нас и стрелять начнут без предупреждения.
– По нам? – зачем-то уточнил Обуза.
– По нам.
– И что?
– Ничего. Ты же не просто так меня позвал. – Барадьер вышел из машины, огляделся, вычисляя видеокамеры, встал так, чтобы не попасть ни под одну из них, и ухмыльнулся: – Готов к колдовству, ушастый?
– Я не ушастый!
– Тогда смотри.
